Таблетки

- Ты сумасшедший, - сказала она, после чего убрала палец от моего виска и снова поцеловала меня. Я схватил ее за талию и повел медленными шагами к столу, на котором чуть позже взял ее.

Она стонала, и я закрывал ей рот. Понимание того, что дверь в кабинет не закрыта, возбуждало меня еще больше. Я представлял, как кто-то из моих коллег входит без стука и видит, как я жестко имею своего руководителя в самых необычных позах. Мысль об этом заставляла семя внутри меня буйствовать, рваться наружу. Спазмы души доводили меня до онемения. Я не чувствовал себя.

Кончив, я отошел в сторону и, застегивая рубашку, стал рассматривать сперму на животе Геральдины. Мне нравился узор. Мне нравилось, как этот узор медленно растекается по ее коже. Мне хотелось, чтобы сперма впиталась в ее тело, стала ее частью, но она, взяв в руки сразу несколько салфеток, стерла все без остатка.

- Ты сумасшедший, - повторила она.

Поправив свою одежду, она направилась к двери. Оставив мне острый взгляд, она скрылась в переплетении коридоров. Я остался в своем кабинете один.

Я остался наедине с самим собой.

 

***

Иван Капустин наслаждался своей смертью. Ему нравилось наблюдать за тем, как акула поедает части его тела: ноги, оторванные от туловища; руки; половой член, похожий после удара акулы на пережаренную сосиску. И все же, он не чувствовал той боли, которую чувствует человек, угодивший в пасть реальной акулы. Рано или поздно мысль об этом должна была прийти ему в голову.

А пока он записывался к нам чуть ли не каждый день. Я сорвал реальный куш. Теперь продажи буквально выполнялись сами по себе, ну а мне только оставалось гадать над двумя вещами: откуда у такого обыкновенного человека такие необыкновенные деньги, и что находится в его неизменном черном портфеле.

- Вы открыли для меня новую жизнь. Новую форму жизни, - признавался мне Иван Капустин после очередного сеанса. - Спасибо вам за это. Вы открыли для меня смерть.

- Ну, что ж, это моя работа, - говорил я, приятно улыбаясь.

Напоминал ли он мне меня самого? Вряд ли. Хотя иногда, глядя на него, я замечал схожие с моими черты лица. Завидовал ли я ему? Пожалуй, иногда. Я хоть и считал его очень странным типом (думается мне, что не я один так считал), но все же был восхищен его рвением и хваткой как у акулы. Наблюдая за его непреодолимым желанием, воспроизводимым в небольшой комнате, я все больше и больше пропитывался его своеобразной философией. После такого смерть может показаться не более чем игрой, правила которой всегда для всех одинаковы. Как шахматы или, например, бильярд.

Стоя в лоджии ранним утром, я смотрел вниз, туда, где сотни людей копошились, не успевая сделать все запланированное, и думал, что упасть - это не так страшно, как кажется. Я не понимал, боюсь ли я высоты, или нет. Она вызывала у меня смешанные чувства. Но я точно знал, что высоты боится Макс. Потому в последнее время я стал приглашать его выпить по бокалу вина именно в лоджии, там, где высота располагалась совсем рядом. Мне нравилось создавать для него ситуации, в которых он чувствовал себя некомфортно, и наблюдать за его реакцией. Он поддавался мне, и я получал от этого удовольствие.

Лиля, как и прежде, спала мирным сном в постели. Макс ушел не так давно. Он оставил на ней свой запах, следы своих прикосновений. Моя жена снова была в его объятьях. Если раньше меня это не столь сильно тревожило, то после того, как я увидел ее глаза открытыми тем странным утром, я почувствовал, что из самого моего нутра начала подниматься темная, вязкая жидкость. Она обволакивала меня изнутри, и ожогами покрывались мои внутренности. Я крепко сжимал зубы, чтобы не закричать.

Я продолжал видеть Лилю в своих снах. За нами снова охотились дети в бронежилетах. Времена менялись, но я проигрывал снова и снова. Я пытался уловить тайный посыл, коим были пронизаны мои сны, но что-то, что я хорошо помнил, бесследно исчезло. Оно было вытолкнуто из меня с бешеной силой.

Стоя в лоджии ранним утром, я долго думал над тем, чтобы просто подойти к Лиле и разбудить ее. Коснуться ее плеча пальцами, почувствовать, наконец, бархат ее кожи. Кофе стыло в чашке, пока я решался. Видом своим оно напоминало ту самую жидкость, что поднималась внутри меня. Мне хотелось бить витрины дорогих магазинов, сжигать роскошные платья, разбивать престижные автомобили. Мне хотелось рушить что-то стоящее для кого-то. Чего я хотел? Не ощутить ли вкус смерти на своих губах?

 

Иван Капустин наслаждался своей смертью. Ну а мы с Диной, наблюдая за большой и опасной акулой, возбуждались сильнее обычного. Я отвел ее в служебное помещение в тот момент, когда никого не было рядом. То был секс на скорую руку, без прелюдий.

Она получила оргазм почти сразу же после того, как я вошел в нее. Последовала пощечина, от которой мне еще больше захотелось Дину. Тем временем акула уже вовсю кромсала несчастного Ивана Капустина.

Я кончил в тот самый момент, когда он сделал последний вздох. Представление окончилось. Пробравшись под блузку, я гладил руками чуть взмокшую спину Дины и представлял, что это не пот, а капли соленой воды Средиземного моря. Я представлял, что мы где-то на юге, далеко от всего того, что гложет нас в этом застывшем в вечном ожидании весны городе. Я покупал свои фантазии за гроши. Они были столь же доступны, сколь для обычного человека доступны спички в магазине, или хлеб.