Убить гауляйтера

- Привык, - ответил Ивась. Кажется, слева ворочалось нечто, отличное от остального мира.

Щёлкнул тумблер, Николай включил фонарик. На секунду стало ярко как в солнечный полдень, потом снова тускло, но уже не темно.

Коля сидел на корточках в шаге слева и слепо щурился. Фонарь на ремне больше слепил его, чем помогал. В руках Николай крутил кухонный нож.

- Я здесь, - сказал Ивась.

- Вижу, - буркнул Коля.

- Ещё час до смены. Зачем ты пришёл?

- Убить тебя...

Николай завороженно смотрел, как по лезвию ножа бегут блики от фонаря.

- Руженка молчит, ничего не объясняет, только ругается, - проговорил он. - Если ты её обидел, я тебя убью! Отвечай сейчас же: ты напал на неё?!

Голос Николая дрожал и срывался.

- Ты такой же сумасшедший, как твоя жена! - разозлился Ивась. - Если хочешь знать, это она на меня напала!

- Что?.. - растерялся Николай.

- То! Возь... - Ивась замолчал на полуслове. То, что он собирался сказать, несомненно, было правдой, но то, что он хотел рассказать её, было явной и несомненной подлостью. – Вот так, в общем.

- Но... – замялся Николай. Решимость его на глазах улетучивалась, как воздух из проткнутого пузыря. – Поклянись, что не обидел её!

- Нет, - подумав, ответил Ивась. – Не поклянусь. Это будет нечестно. Клянусь, что не коснулся Ружены даже пальцем.

Николай задумался. Он ждал других слов. Как это: не коснулся, но при этом, возможно, обидел?

- Что же мне теперь делать? – спросил он у ночи.

- Спать иди, - сказал появившийся из темноты Джанкарло. – Нашли время женщину делить!

- Никого я не делил и не собирался! – возмутился Ивась.

- Это ты так думаешь, - ответил вожак. – Бабы это, знаешь ли, бабы. Не заметишь, а уже окрутили. И делишь, иначе не выходит. Всё, хватит. Устроили тут!.. Забыли, что завтра? А если бой? Об остальных подумали? Спать оба! Я посторожу. Бессонница...

 

Жарило солнце.

Ровное как стрела шоссе пронзало лес. Тёмно-синяя полоса, расчерченная гексагональной металлической сеткой. Обочины заросли иван-чаем и чистотелом; недавний ливень напоил кюветы водой, и в них пели лягушки.

Изумрудная стрекоза присела на узкий лист, сложила слюдяные крылышки. Чёрные полушария глаз отразили пустую дорогу вдалеке и дрожащее над ней марево. Из марева вынырнул водяной жучок-вертячка, быстро приблизился, вырос до плавунца.

Раздался треск, стрекозу накрыла тень. Летунья снялась с листа и заметалась над травой. Тень росла, тень была повсюду, стрекоза сбежала в последний миг.

Треща сучьями и поднимая тучи пыли, высокая ель рухнула поперёк шоссе! Закричали, взметнувшись с верхушек деревьев, вороны, а лягушки по обочинам, наоборот, притихли и затаились.

Жук-плавунец, который превратился уже в небольшой синий грузовик с красной полосой вдоль борта, успел затормозить и опустился на шоссе в нескольких метрах от помехи. Люк открылся, вышел человек в синем мундире. Остановился возле перекрывшего путь дерева, шевельнул ботинком ветку, отбросил желтоватую шишку. Снял с носа чёрные очки и закусил дужку, задумчиво глядя перед собой. Почесал в затылке и позвал:

- Лумумба! Выходи из таратайки. К чему бы это?

- Стас! Сколько раз просил не называть меня Лумумбой! - отозвался, выглядывая из люка, второй. - Смеёшься?

- А как тебя называть? - деланно удивился Стас. - Смеюсь, да. Посмеяться нельзя.

- Игорь меня зовут, понял? - негр присел рядом с елью, отломил веточку, понюхал зачем-то. - Вроде бури не было, почему упала?

- Может, от дождя? - пожал плечами Стас. - Ливни хорошие прошли.

- От дождя?.. - протянул чернокожий Игорь, поднялся на ноги и потопал в сторону комля.

- Слушай, Стасик, - донёсся его голос из кустов, - ёлку-то подпилили! Кому это могло пона... ар-р-р...

Он забулькал горлом и замолчал, мгновением спустя раздался шум падения тела.

Стас, который до этой секунды недоумённо, даже лениво-мечтательно, рассматривал учинённый рухнувшей елью разгром, словно очнулся. Он потянул руку к нагрудному карману, но не успел. Арбалетный болт ударил ему под кадык. Не издав не звука, Стас кучей тряпья, словно лишённый костей, лёг на шоссе.

Из кустов потянулись диверсанты. Николай шёл, опираясь на пилу. Когда он увидел  хлещущую из горла убитого кровь, его затошнило. Ивасю тоже стало не по себе, хотя в свинарнике он привык к виду крови. Но одно свиньи, а другое — человек, пусть он и враг... Близнецы, стараясь не смотреть на мёртвого синемундирника, сразу полезли в грузовик.

- Курсограф! - закричал им Джанкарло. - Сначала курсограф снимите! Искать потом...

Глаз его дёргался.

Последним вышел Луиджи. Бросил взгляд налево, направо, и только потом вниз. Нагнулся к убитому, равнодушно перевернул его на спину.