Страница 25 из 28
Она снилась мне каждую ночь. Длинные ломкие волосы, нерасчесанные, торчащие в разные стороны кудрями и завитушками, бледное лицо и умирающие глаза. Она и говорила всегда так. С экспрессией, болью, отчаянием, быстро сходящим на "нет", голосом, который к концу мысли становился тихим-тихим, а потом взрывался. Как гром среди ясного неба, она начинала кричать, громко заливаясь словами. Они уводили ее за собой, глаза, мертвые до сих пор глаза, загорались идеей, и это была не обыкновенная мысль, это была Идея с большой буквы, способная изменить мир.
***
Чувствую себя уверенным в том, что никогда раньше не встречал Миллингтона, но его лицо кажется мне таким знакомым. Мы бесшумно и быстро идем, кажется, даже скорее плывем по заваленным коридорам.
- Эти тоннели давно вышли из эксплуатации, - говорит доктор ломающимся полушепотом. - Раньше здесь была шахты, ныне - катакомбы. Ты знаешь, для чего их теперь используют?
Киваю.
- Оружие.
- Верно. Биологическое оружие.
Я с трудом скрываю удивление. Оружие - да, я знал об этом, О катакомбах и правительственных заговорах. Но об экспериментах подобного рода слышу впервые.
- Эта база существует здесь больше, чем сам город. Больше пятидесяти лет. База IDEO. Самое страшное место Америки.
- И как мы выберемся отсюда?
Вскидываю брови и искоса поглядываю на добродушное лицо Миллингтона. От его влажных глаз отходят стрелки морщин, а губы растягиваются в улыбке.
- Я был одним из ее основателей.
***
Вскоре я начинаю замечать, что все двери расступаются перед нами. Людей нет, военных тоже. Но механический голос монотонно читает цифры кода, и с мягким звуков железные двери распахиваются. Снова и снова. Этот мир разительно отличается от базы Уитманн и первым моим шоком оказывается тишина. Здесь так тихо, что я слышу, как бьется мое сердце и сердце доктора. Здесь нет пронизывающего сквозняка и здесь не копошатся мыши. Это место кажется абсолютно мертвым. И меня трясет.
Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз принимал антидот и сколько времени прошло с тех пор - не выходит. Пусто. Мы со штаммом сливаемся в единое целое. Как двадцать четыре личности Билли Миллигана, так и мы двое становимся единой безжалостной машиной, которая хочет рвать и метать, уничтожать все вокруг. Мое тело отныне не сопротивляется штамму. Штамм не пытается подавить мою волю. Он ждет. Я жду.
До финальной битвы у нас временное перемирие.
Мы с Миллингтоном идем еще очень долго, проходим несколько бункерных дверей и автоматических постов контроля. Везде наш сигнал - зеленый, и вскоре оказываемся у последней двери. Она отворяется, и резкий хромированный блеск стен ослепляет меня. Я останавливаюсь, жмурюсь и сворачиваюсь в три погибели от резкого спазма в области живота. В горле саднит от непривычного воздуха. Он здесь такой... насыщенный, что ли. И никакого запаха, совершенно. Захлебываюсь в чистом кислороде и не могу привыкнуть.
Доктор хлопает меня по плечу, я киваю, делая вид, что все в порядке, и мы двигаемся дальше. Навстречу нам идут люди в белых халатах. Миллингтон улыбается им, но они с выражением дикого ужаса рассыпаются в стороны. Обходят нас и искоса поглядывают на меня, как на прокаженного.
Хотя я и есть прокаженный.
Мы сворачиваем в узкий коридор и входим в помещение за идеально белой хромированной дверью. Здесь совершенно чисто и такой же белоснежный цвет режет мне глаза, все никак не могу привыкнуть: освещение здесь тоже намного ярче, чем в бункере Уиттмана. В комнатке кровать, стол, стул и книги. Почему это отдает жуткой ностальгией, но желудок снова скручивает спазмом.
- Я бы посоветовал тебе отдохнуть до утра и поспать. Скоро принесут ужин.
Миллингтон останавливается в дверях и приглашает меня пройти внутрь. Не могу справиться со страхом и выдавить из себя хоть что-нибудь. Просто смотрю на него со всем своим непониманием.
- Никто не запирает тебя здесь. Дверь открыта, Ник. - Я все равно не могу оторвать взгляда от его добродушной улыбки, за которой скрывается что-то еще. Слишком много всего. - У меня есть к тебе предложение, но о нем завтра. Отдыхай, набирайся сил.
Я долго стою в нерешительности, но наконец делаю несколько шагов внутрь комнаты. Язык, прилипший к небу, наконец решается сказать хоть что-нибудь, и первая мысль - об антидоте. Но прежде, чем я успеваю ее озвучить, доктор уходит.
И я снова остаюсь один.
***
- Ныне наступили страшные времена. Люди убивают друг друга, пока те не убили их.
Когда я открываю глаза, доктор стоит рядом. Не успеваю сообразить, что произошло, переворачиваюсь на другой бок и прижимаю колени к груди. В голове проплывают кадры вчерашнего дня, и тогда я наконец вспоминаю, что произошло. Голова гудит от воспоминаний.
Впервые чувствую себя отдохнувшим: так давно не спал без дурацких сновидений и страха.
- Доминик, у тебя была тяжелая жизнь, но теперь мы предлагаем тебе отдых.
- Единственный отдых для меня - это смерть.
Губы непроизвольно складываются в улыбку, и я не могу сдержать смех.
- Слишком много предложений, из-за которых я так часто попадаю в плен.
- Ты не умеешь выбирать союзников, Ник.
Я киваю, но все не могу перестать улыбаться.
- Идем за мной.
Мы снова выходим в хромированный коридор и пробираемся сквозь толпу ученых. Миллингтон машет им, они изредка кивают, ничего не отвечают и проходят мимо, вжав голову в плечи.
Пункт назначения - просторный кабинет, уставленный стелажами с книгами.
- Вот что я хотел тебе показать.
Он протягивает толстую папку в кожаном переплете. Я раскрываю ее и вижу на первой странице личное дело Адрианы Скай. Фотография, на которой поникшие глаза и ни тени улыбки в них. Имя, которое обжигает мне глаза. Дыхание перехватывает. Хватаюсь за край стола, пытаясь не упасть.