Страница 2 из 28
Здесь, в жаркой темноте его мозга, давайте вместе нащупаем замок. А отыскав его, предпочтем услышать музыку в дворовых коридорах и, не заглядывая ни направо, ни налево, пройдем прямо в зал Начала, где коллекция экспонатов гораздо фрагментальнее всех других.
© Томас Харрис "Ганнибал: восхождение"
Вокруг кромешная тьма. Я всеми силами пытаюсь вырваться из этой пелены забвения, из вечного гнилого молчания. Я пытаюсь нащупать эту темноту, почувствовать ее на вкус, увидеть ее невидящим взглядом. Я должен ощутить хоть что-нибудь.
Но возвращается боль.
«Только не это, пожалуйста», – молю про себя всем богам мира, будучи всю жизнь скрупулезным ученым и полнейшим атеистом, я молю всем богам, хотя на уровне подсознания чувствую в себе лишь одного. Все остальные бессильны. Все остальные слабы.
Есть лишь он. Черт. Демон. Дьявол. Сатана.
Вирус. Лишь тень на задворках подсознания.
«Не могу... больше», – сквозь боль снова начинаю чувствовать руки, затем ноги, стараюсь вернуть ощущение в каждом пальце, но они словно деревянные. Пытаюсь разлепить веки и, кажется, получается.
Темнота постепенно приобретает кроваво-красный оттенок. Все вокруг разгорается алым пламенем, и огонь, постепенно тускнея, оставляет бледно-красную пленку на моих глазах. Теперь так я вижу мир. Кроваво-красного оттенка. Все вокруг напиталось кровью.
Угол моего обозрения совсем невелик, а пошевелиться просто невозможно – боль сковывает каждую клетку, каждую мышцу, каждый сустав. Больно даже моргать, поэтому я стараюсь пренебрегать этим движением. Это не так трудно, учитывая то, что мои глаза лишь чуть-чуть приоткрыты.
Господи, я опять вижу мир.
Да какой там мир... лишь потолок какого-то светло-серого оттенка с примесью моего алого зрительного восприятия. В комнате достаточно сумрачно, но не темно. Небольшая люстра, которая каким-то чудом попадает в поле моего зрения, не горит.
Это хорошо.
Я пытаюсь пошевелить пальцами правой руки. Кажется, она сейчас больше всех предрасположена к взаимодействию с мозгом. Электрический ток проносится по венам, отек медленно спадает, и я снова могу ее чувствовать.
Я снова чувствую боль. Непроизвольно вскрикиваю и дергаю головой.
Картинка перед моими глазами меняется, и, кажется, я слышу голос.
Да, точно.
Голос.
– Тише. Не двигайся, – надо мной склоняется девушка. Ее длинные светлые волосы спускаются по плечам и, падая мне на шею, щекочут ее. Я снова вздрагиваю.
Девушка смачивает какую-то тряпку водой и прикладывает к моему лбу. Блаженный холод растекается по телу, и я пытаюсь расслабиться. Не выходит. Пытаюсь снова ощутить руку. Очередной спазм боли, и меня снова передергивает.
– Не двигайся. Тебе придется еще немного поспать,– у блондинки довольно суровый голос. Властный. Я пытаюсь возразить, но она делает мне укол и боль отступает. Вновь возвращается забвение.
***
Я снова стою на перепутье сна. У меня есть выбор. Я могу пойти по любой из дорог, но за каждой из них скрывается определенный круг ада. Поэтому я решаю начать с самого начала. Потому что будущее пугает меня гораздо сильнее, чем прошлое. Я не знаю, что от него можно ждать.
Перед глазами расплываются улицы знакомого города. Я еду... на машине. Да, кажется на машине. В точности как в тот день, тридцать первого октября две тысячи тридцать первого года. Перед глазами мелькает табличка "Нью-Бриджпорт", я на долю секунды задерживаю на ней взгляд, но потом с новой силой жму на газ, и она остается позади. Как и прежняя жизнь.
Мои пальцы впиваются в руль, костяшки на них белеют, а все оттого, что я сильно нервничаю. Этот день обещает быть решающим. К тому же, он будет возвращаться ко мне во снах еще целую вечность.
Отчаяние.
Я должен это сделать, какую бы катастрофу это не понесло за собой.
Я рассчитываю спасти мир, хотя на самом деле толкаю его в пропасть. Я не хочу этого. Но так хочет Он.
И вот, мы едем на стареньком фордике вдоль улиц города, пока впереди маячит цель. Мои руки трясутся, и я прокручиваю в голове инструкцию того странного парня, который продал мне взрывчатку.
"Странные люди, эти Хранители. Настоящие сектанты. Чокнутые", – смешок с долей паники проносится сквозь воспаленный разум.
"Хотя этот оказался куда сумасшедшее. Скай просто замкнут в себе, а этот подрывник помешан на штамме".
"Я тоже помешан, но у меня хотя бы есть идея, как все исправить. Я могу это сделать".
Оставляю машину у обочины дороги и направляюсь в сторону лаборатории Глендейл. В память въедается серый блеск асфальта и распятая посреди него туша голубя. Неосознанно подхожу ближе и присматриваюсь: он еще жив. Я вижу, как кишки птицы распластались по асфальту, и непроизвольный приступ рвоты скручивает мой желудок в плотный жгут, но я не могу оторвать взгляда. Сердце птицы вопреки мыслимому все еще едва колышется, пока из клюва в последний раз доносится какое-то жуткое бульканье. Я не понимаю, почему слышу его, но слышу отчетливо. И вот, маленькое птичье сердечко останавливается навсегда.
Я еще ненадолго задерживаю на нем взгляд, замечая жуткую сыпь на облысевших местах кожи. Скоро мне предстоит та же участь.
Я поднимаю руку и смахиваю со лба капельки выступившего пота.
"Заканчивается действие лекарства", – я нервно поглядываю на часы и боюсь сделать шаг. Так, словно один шаг через порог здания Лаборатории равносилен прыжку в пропасть. Но я все же делаю это. Я делаю это, потому что голову пронзает адская боль, а в ушах зависает шум, похожий на пронзительный крик. Это знак. Один из многих, предвещающих то, что Он, "другой Я", демон, Штамм, готов вырваться наружу. Взять мое тело под контроль.
Я борюсь и заглатываю очередную таблетку. Она летит к желудку, неприятно задевая стенки пищевода. Мне нечем ее запить.