Страница 36 из 238
- *Запрещено цензурой*, - говорю я охране в ярости. Им все равно. Каменные глыбы.
У меня на миг срывает крышу. И тогда я кричу: «Помогите!», громко, пронзительно, так, что они едва заметно морщатся и бегло переглядываются, явно сообщая друг другу, какого они обо мне невысокого мнения. Но мне все равно, что они обо мне думают. Я пытаюсь убежать, снова кричу что-то, отчаянно вырываюсь, но меня аккуратно заталкивают обратно в комнату, и дверь захлопывается.
Я остаюсь одна. Растерянная и раскрасневшаяся от собственных воплей, сломленная, но не побежденная. Я ничего уже не понимаю, но намерена действовать решительно. Сбегу, пока есть возможность.
Я вновь подхожу к окну, снова распахиваю его, смотрю вид – оно выходит на какой-то сад и газон, и возвращаюсь к кровати. Стягиваю белоснежные простынь и пододеяльник и начинаю связывать их, делая себе импровизированную тряпичную веревку. Длины не хватает, и я бегу в гардеробную, но ругаюсь сквозь зубы – здесь есть куча дорогущих шмоток, обувь, украшения, очки, часы, зонты – все на свете! Но нет постельного белья! Я роюсь в вещах как сумасшедшая, откидываю их, бросаю на пол, боясь не успеть до приезда подозрительной госпожи, о которой говорил охранник, и вместо какой-нибудь хотя бы самой плохой простыни нахожу отдел с женским нижним бельем. Вот оно – классное: яркое, вызывающее, без романтических кружев. Чего стоят одни только низкие слипы с радостно оскалившимся черепом или шортики с надписью: «Пошел вон, мудак!»
Интересно, кто здесь живет? И будет ли хозяйка рада, что в ее комнаты засунули меня? А может быть, здесь живет та самая госпожа? Нет, не для меня же эту комнату приготовили.
Вместо постельного белья я использую несколько вечерних скучных платьев в пол, надеясь, что они – прочные. Веревка получается что надо. Я завязываю ее один конец на ножке кровати, а второй кидаю в открытое окно. Спускаться вниз страшно, но встречаться с похитителем – еще страшнее, и я смело забираюсь на подоконник, успокаивая себя, что здесь всего-то два этажа. Я проползу немного по веревке как по канату и спрыгну на землю. Главное – не повредить пальцы, а уж ноги у меня натренированные.
Я приступаю к делу. Подо мной – всего лишь десять футов, но мне кажется, что я вишу над пропастью. Мои руки мертвой хваткой цепляются за плотную скрученную ткань, и мне чудится, что вот-вот она порвется или развяжется, а я полечу вниз, как Кэтти Смит с каната на уроке по физкультуре в средней школе.
Стараясь не думать о плохом, я медленно лезу вниз. Видимо, я и правда обезьяна: сначала Лестерс, потом веревка из постельного белья и платьев. Куда меня в следующий раз забросит жизнь? На пальму, где я буду изображать кокос?
Я продолжаю осторожно спускаться, а когда вдруг поднимаю глаза, понимаю, что из окошка за моими стараниями спокойно наблюдает один из охранников, и он же держит мою импровизированную веревку, чтобы я не рухнула. Я шепчу слова проклятья, обращаю свой взгляд вниз и вижу еще троих секьюрити, которые так же спокойно стоят на траве прямо подо мной и, судя по всему, ждут, когда я к ним спущусь – вот-вот, гляди, и закурят от скуки.
- Твою ж мать, а! - говорю я. Они все меня отлично слышат, но никак не реагируют, лишь один из охранников вежливо спрашивает:
- Могу ли я вам чем-то помочь? Может быть, спустить вас?
- Не надо, - кряхчу я. – Сама.
И едва не падаю, потому что гребанная простыня все-таки начинает развязываться. Но меня тут же подхватывают и осторожно ставят на землю.
- Это могло быть опасно, - говорит один из охранников, и я улавливаю укоризну в его глубоком голове. – Вечером в сад выпускают собак.
Я молчу. Я бы смеялась, если б мне не было так страшно. Боги, что со мной не так?
- Вы кое-что обронили, - деликатно обращается ко мне другой охранник, указывая взглядом на левое бедро, и я с ужасом понимаю, что кроваво-алый лифчик из гардеробной неизвестной мне девушки зацепился застежкой за заклепку на джинсах. Он потрясающий, яркий, полупрозрачный, с ремешками, но даже это меня не спасает. Не знаю, какое у меня лицо, но кажется, что глупое.
- Ношу с собой по два, - улыбаюсь я как деревянная кукла. – Это запасной.
И, больше ничего не говоря, быстрым движением срываю столь интимную деталь одежды, чуть не вырвав заклепку, и комкаю в руке. То, что охрана делает вид, будто все в порядке, смущает куда больше, чем если бы они смеялись.
- Я могу пойти домой? – спрашиваю я, чувствуя, что отчаяние близко. Да и загадочная госпожа, видимо, не так уж далека.
- Вы уже дома, - отвечают мне и жестом приглашают пройти дальше.
- Если я буду кричать, никто не услышит, да? – обреченно спрашиваю я.
- Услышим мы.
В темных глазах охранника немая просьба: не ори, ты нам порядком надоела.
- Но вы же не отпустите меня, да? – на всякий уточняю я скептически, и получаю лишь снисходительный кивок. Господи Иисусе, что же происходит?!
Никто не объясняет.
Мне ничего не остается делать, как идти следом за охраной в особняк по полутемному саду со множеством дорожек, беседок и даже настоящим прудом – я вижу среди деревьев тусклый блеск воды.
Дом, в который я попала, огромен и поражает воображение своей строгой роскошью: трехэтажный, изящный, неприступный. Стены выложены плиткой цвета кофе с молоком, парадный фасад украшает портик с колоннами, который завершает треугольный фронтон, во всех окнах первого этажа горит свет. Всюду мягко льется подсветка, и кажется, что я попала в современный замок. Я не представляю, как тут могут жить люди. Это место похоже на музей.