Страница 92 из 134
Глава сорок первая: Антон
На работе бывают дни, когда просто аврал.
Бывает пиздец.
А бывает полный пиздец, вот как сегодня.
Обычно, когда случается вариант три, я стараюсь свалить домой, как только появляется возможность, и завалиться спать, чтобы к утру голова снова была работоспособной. Но сегодня пришлось немного покататься по городу, потому что дома у меня девчонка после сотрясения, и мне тупо страшно, что она может сделать что-то такое, из-за чего я взорвусь. Или я сделаю что-то такое, из-за чего она пустится в слезы.
Так что покупаю бургеры – которые люблю, но сегодня вряд ли есть аппетит – и потихоньку, черепашьим шагом, рулю домой.
По дороге звонит мама, спрашивает, как дела у нас с Очкариком, и только потом очень нехотя говорит, что ей звонила Наташа. Спрашивала, не сменил ли я номер, потому что у нас с ней «общее дело и мы должны быть на связи». Не на связи я потому, что заблокировал ее номер. Этот цирк уже перестал развлекать даже в научно-познавательных целях.
Да и вообще: заебало быть понимающим мужиком.
Йени встречает меня счастливой мордашкой: улыбается, с любопытством заглядывает в руки – что я там привез? Все же ее реакции удивительно забавные: то строгий взгляд, когда не очень удачно шучу, то вот такая детская непосредственность, когда огорчается, что я привез ужин к ужину.
Она пытается быть комфортной. Удобной для меня. Никогда у меня такого не было, и это нереально тешит ЧСВ[1].
Так что приходится запихнуть подальше злого Антошку и, чтобы не натворить дел, сбежать в другу комнату, разговаривать по телефону. Когда я зол – меня совсем нельзя трогать. А когда мне изощренно имеют мозги весь день, пытаются доказать, какое я говно и как меня в легкую прижмут ногтем большого пальца – я предпочитаю быть абсолютно один в принципе.
Расслабиться помог бы секс: быстрый, без долгой прелюдии, просто чтобы физиологически снять напряжение. Потом ужин и еще потрахаться.
Но Очкарик, кажется, «не вытащит» этот сценарий.
На экране ее телефона, который нахожу в гостиной, имя и фотография печального Пьеро. Какого хера он ей названивает в десять часов вечера? Не без удовольствия выключаю ее телефон, решаю еще пару вопросов - и в животе урчит, когда из кухни тянется аппетитный аромат. Так замотался, что даже толком не поел в обед.
После душа мышцы немного расслабляются, голова перестает пульсировать от переизбытка мыслей, и пока в пару движений привожу в порядок свою щетину, у меня уже есть пара работоспособных вариантов, которые завтра же попробую провернуть.
Когда выхожу из ванной, натыкаюсь на Очкарика. Стоит у противоположно стены и смотрит как-то… ошалело что ли?
— Малыш, что случилось?
— У нас все хорошо? – вопросом на вопрос отвечает она. – Я немного беспокоюсь.
За много лет тесного общения с самыми разными женщинами этот вопрос успел попасть в мой личный топ нелюбимых бестолковых фраз. Потому что никогда не понимал, что женщина хочет услышать в ответ? Что все хорошо? А если это вранье? Или что все плохо - и тогда она с чистой совестью закатит скандал? Когда я был молодым и неопытным, пару раз честно отвечал, что все неплохо, но вот тут, тут и тут… После пары истерик понял – женщина не хочет знать честный ответ. Просто в ее голове что-то переклинивает – ПМС, сломанный ноготь, пятно на любимой блузке, Венера в Меркурии и другая похожая лабуда, которая выливается в желание устроить конфликт на ровном месте.
Обычно, если у меня хорошее настроение, я врубаю классного Антошку и говорю что-то вроде: «Да, у нас все отлично». Если исхожу на говно – могу послать на хуй.
Но Очкарик спрашивает не просто так и не потому что у нее зачесалась пятка. Она пытается прикрыть тревогу улыбкой удобной девушки, но прилагает усилия, чтобы держать уголки губ достаточно приподнятыми.
— У нас все хорошо, - спокойно, держа в уме, какая она замороченная, отвечаю я. – У меня правда завал на работе, я злой и дурной, и меня лучше пока не трогать. Отойду – и все будет хорошо.
Она осторожно кивает.
— Ты говори мне… ладно? – пытается подобрать правильные слова. – Вот прямо с порога: «Йен, меня не трогать». И я буду тихонько ждать, пока ты выдохнешь. Я… не хочу попасть под горячую руку. Испугаюсь, начну разводить мокроту, ты будешь раздражаться.
— Договорились, писательница, буду все тебе говорить.
За последние годы – или вообще за всю жизнь? – это первая женщина, которая говорит: делай со мной вот так, чтобы я не натворила дел.
А ведь это реально охуенно.
Мы делаем по два шага навстречу друг другу.
Все же, пусть меня еще бомбит, абсолютное доверие в ее глазах заставляет притянуть Очкарика к себе, с удовольствием обхватить ладонями ягодицы и потянуть вверх, чтобы живот плотно потерся об член.
Хочу ее – хоть разорвись.
— Антон? – Она стаскивает с волос несчастную заколку. – Пойдем трахаться?
Вот так запросто, практически транслируя мои мысли. Красная и горячая от стыда, но с затуманенным как будто пьяным взглядом.
— Ну слава яйцам, - усмехаюсь я, откровенно довольный.