Страница 84 из 134
Глава тридцать восьмая: Антон
Когда возвращаюсь домой - и Очкарик выбегает встречать, губы сами растягиваются в улыбку. Она так искренне улыбается, хоть ее явно немного штормит, и по-хорошему нужно бы отчитать, что ослушалась и выбралась из кровати, но так сияет, что язык не поворачивается прямо сейчас обломать эту радость.
— Как прошло с папой? – осторожно спрашивает она, притормаживая около меня, потому что из кухни как раз выходит моя мать.
— Все хорошо, видишь – руки ноги на месте, лишних дырок во мне не появилось.
Мать качает головой и снова уходит, и на этот раз малышка все-таки подбирается поближе, глядя на меня с немым вопросом.
С ней точно не все в порядке, но, может, дело не во всей той херне, которую несла моя бывшая? Она не говорит сама с собой, не ходит на голове, и я даже ни разу не видел, чтобы ковырялась в носу или грызла ногти. Немного инфантильна для своего возраста, но это может быть последствиями отсутствия опыта. Сколько мужчин у нее было? Что-то сомневаюсь, что много. А что лечилась… Да у нас в стране в принципе здоровых нет. Невозможно быть в порядке с головой, когда каждый выпуск новостей похож на трейлер фильма ужасов.
На самом деле, грызет другое. Даже не грызет, а, скорее, заставляет чувствовать себя лягушкой под микроскопом. Йен не должна была в первое же свидание вывалить, кто ее отец, сколько у нее денег и на каких счетах. Но врать про съемную квартиру… Хотела проверить, свяжусь ли с ней, если она «как все»? Да мало ли я видел этих олигархов, чтобы бегать за сомнительной выгодой стать приживалой в богемной семье?
— Твои вещи и лекарства, - протягиваю то и другое. – Переодевайся и беги вниз. Я кексы привез.
— Те самые? – Зеленые глазища, покрасневшие и потускневшие от слез, внезапно вспыхивают.
— Вот уж не уверен, вдруг, мне память отбило.
Приятно, когда на кусок шоколадного бисквита в глазури реагируют так, вроде приволок обломок луны.
Мы ужинаем втроем. Получается спонтанно и по-домашнему. Болтаем обо всякой ерунде, смеемся, мама рассказывает, каким я был в детстве, малышка смеется и даже прекращает закрывать рот рукой, когда смущается.
Мама наотрез отказывается, чтобы я отвез ее домой, так что провожу ее до такси, по дроге слушая наблюдения.
— Антон, будь с ней аккуратнее. Такая… чудная она. – Чмокает меня в щеку, гладит по плечу и с теплой улыбкой добавляет. – И очень славная. Не просри.
Очкарика застаю за загрузкой тарелок в посудомоечную машину. Замечает меня и быстро поправляет волосы, потому что ее вездесущая заколка снова уползла куда-то на строну.
Да, чудная. Да, «с приветом». Да, с инфантильными реакциями, но при этом в чем-то очень уж взрослая. Как будто ученые сшили старушку и школьницу, и то, что проклюнулось из Франкенштейна, запихнули в эту белокурую голову.
Зато Наташка абсолютно понятная, прямая и предсказуемая. Не стеснялась, когда я озвучивал вещи, которые хотел бы сделать с ней в постели.
Только хорошо мне с этой, замороченной.
— Наши бывшие расходятся, - говорю я, когда Йени включает программу и поворачивается ко мне.
— Что? – Морщит лоб. – Откуда ты знаешь?
В двух словах, не вдаваясь в подробности, рассказываю о Наташкином звонке, о том, что снял для нее квартиру. Об остальном умалчиваю. Не надо валить на Очкарика с ее сотрясением гору инфы, которую она может трансформировать черт знает во что.
— Подумал, что ты должна знать, что я с ней виделся. Не по своей воле. Так получилось. И хуев натолкать ей не смог. Надо еще прокачать мудачество.
Очкарик долго молчит. Стоит в паре шагов от меня с опущенными руками и колченогими попытками спрятаться за «ниочемной» улыбкой. Потом сдается, подходит и несмело, кончиками пальцев, притрагивается к моей ладони.
— Спасибо, что сказал, Антон. Ты поступил как настоящий мужчина. Я… - Заикается, мотает головой, как будто тут есть целый театр зрителей, перед которыми ей совестно за испорченную роль. – Я очень тобой горжусь.
Я пячусь, опираюсь на край стола и притягиваю ее к себе, сжимаю ногами узкие бедра.
Запускаю пальцы в растрепанные волосы, склоняюсь к губам, которые малышка раскрывает с жадностью и голодом.
— С поцелуями у нас сложилось, - еле слышно повторяет она. – Хочу их много, много, много…
Провожу языком по ее губам, усмехаюсь, когда она неловко, но с рвением прилежной ученицы ловит его ртом и посасывает.
— Малыш, как ты себя чувствуешь? – Пусть скажет что-то обнадеживающее.
— Чувствую себя достаточно здоровой для… всего. – Все же краснеет, смущается от собственной смелости.
Я целую ее глубоко, цепляюсь языком за язык.
У нее сбивается дыхание.
Ладонью вниз, по животу, который Очкарик втягивает от малейшего прикосновения.
Ниже, до пупка, по лобку.
Между ног, надавливая пальцами на спрятанный за парой слоев ткани клитор.
Она вытягивается, приподнимается на носочки и выдыхает с коротким стоном.