Страница 65 из 134
Глава тридцатая: Антон
Сплю я как убитый.
Только пару раз, когда Йени ворочается во сне, чувствую, как вертит задницей по моей спине. Все время как-то странно сворачивается в калачик, почти по-кошачьи, и обнимает бедную подушку, словно хочет задушить.
Когда первый раз открываю глаза, из большого окна в крыше виден дождь – затяжной, тяжелый, громкий. Честно хочу встать, но эта монотонная дробь так расслабляет, что даю себе еще минут тридцать поваляться. Может, и не очень красиво, но лучше, чем зевать за столом и опьянеть от первой же рюмки.
Но когда просыпаюсь, то цифры на часах в телефоне буквально орут, что я вообще охреневший мужик, потому что закрывал глаза около десяти, а сейчас без десяти минут полдень. И это не все «приятные» утренние новости, потому что у меня целая цепочка сообщений от бывшей. Даже не знаю, хочу ли их читать. Но прикола ради, чтобы поржать над очередной гранью тяжелого сибирского характера, все же перелистываю. Правда, почти и не вчитываюсь, потому что это какой-то бессвязный поток сознания, густо разбавленный смайликами средних пальцев и целыми заборами из восклицательных знаков.
Первое она написала около двух ночи, последнее – почти в пять, когда мы с Очкариком уже спали без задних ног.
«Ты – кобелина!» Тоже мне новость.
«Ты нарочно вцепился в эту страшную дуру, чтобы сделать мне больно!» Какое самомнение.
«Ты не будешь с ней, я тебе клянусь!»
Это краткая выжимка пары десятков сообщений, над которыми я мысленно глумлюсь, в очередной раз убеждаясь, как прав был, вышвыривая ее из своей жизни. И как тупил, потому что сделать это нужно было еще год или даже два назад.
Зацепить меня Наташка уже не может. Никак. А вот угроза сделать так, чтобы я «не был с ней» заставляет задуматься. Такой, как моя бывшая, достать малышку – раз плюнуть. Она ее проглотит прямо с костями – и не поморщится. И если уж Наташа вбила что-то себе в голову, то она скорее поверит, что ошибается весь остальной мир, но она-то – она точно на сто процентов права.
Дверь в комнату открывается, и я смотрю, как малышка потихоньку крадется ко мне с маленьким подносом.
Черт, это вообще реально? Завтрак в постель?
— Доброе утро, мой сонный майор, - сияет Йени, усаживаясь рядом со мной на «кровати» из матрасов. – Выспался?
На подносе – большая чашка с кофе, тарелка с гренками с красной рыбой и морковью с гриля.
— Сто лет так классно не спал, - зеваю я. И тут же вспоминаю: - Нет, в прошлый раз я спал так же, когда одна пьяненькая писательница сопела мне в спину, и я чуть не сдурел.
У нее снова розовеют щеки, так что малышка быстро вручает мне поднос, вскакивает, несется к двери и уже в пороге виновато улыбается.
— Прости, но там уже все собираются… Я знаю, что ты устал, но папа… в общем…
— Я спущусь через десять минут, Очкарик.
Она счастливо сияет, посылает мне громкий чмок и исчезает, очень похожая на сон под утро, реальный и нереальный одновременно.
С ней сложно. В душе, когда я решился пощупать ее границы, был уверен, что хрен мне что обломится, но очень хотел посмотреть, какая она, когда выбирается из скорлупки тихони и трусихи. Оказалось, там целый Клондайк.
Та фраза насчет отсосать мне всплывает в памяти, мгновенно приподнимая член.
Я бы с удовольствием занялся этим уже сегодня ночью. И завтра, и послезавтра. Но, как назло, неделя будет адская: в семь вставать, в одиннадцать приходить и так даже в выходные. Встречаться с малышкой не получится от слова совсем.
Разве что…
Я кусаю гренку, делаю глоток крепкого кофе и на минуту роняю голову обратно на подушку.
Какого хрена, собственно?
Мы с самого начала проскочили фазу классики с цветами, конфетами и прогулками по набережной. Я хочу проводить с ней время, потому что она интересная, не назойливая, хозяйственная и кажется идеально подходящей для жизни маленькой женщиной. А рестораны и поездки, в конце концов, могут быть и потом. Как там в математике? От переменны мест слагаемых сумма не меняется.
Внизу, когда захожу в ванну, чтобы почистить зубы, наталкиваюсь на маму Очкарика. Здороваюсь, благодарю за гостеприимство и самые мягкие в моей жизни подушки, а она почему-то широко улыбается и хлопает глазами, как и ее дочь.
— Надеюсь, душ вам тоже понравился, Антон, - наконец, рассекречивает смысл своего выражения лица.
Я смеюсь. Стыдится мне нечего: мы взрослые люди, мы встречаемся, мы трахаемся.
— Антон… - Лицо мамы Очкарика становится взволнованным. – Я понимаю, что родители не должны лезть в отношения детей и надеюсь, вы ничего такого не подумаете, но… Пожалуйста, берегите ее. И если все это несерьезно… если вы уже сейчас знаете, что не хотите ничего серьезного… Не обижайте мою девочку. Она… очень ранимая. И совершенно беззащитная.
С мамами всегда так: они думают, что каждый мужчина, которого их дочери приводят в дом, едва переступив порог готов с уверенностью сказать, какие у него планы, когда он планирует сделать предложение и где будет жить будущая семья.