Страница 152 из 165
И он придёт с улыбкой юной
Яромир вышел из кабинета и бесцельно побрёл по коридорам. Топот королевской стражи за спиной мешает раздумьям, но… «Что? Что делать с сыном?» — непростой вопрос разрывает голову короля тупой болью. Яромир снова и снова возвращается к разговору с мастером королевской стражи, а воспоминания… будто неразношенные сапоги на свежие мозоли. И в морду дать некому! «Если позволите, — юродствует в голове Севериан, — не вижу проблемы, ваше величество».
«Проблемы он не видит. Креслав на меня напал!»
«Защищал честь семьи».
— Видел я, как он защищал, — Яромир спохватился, — а ведь не видел. Воран нашептал — наушник дряхлый. Говорят, во мне эта Ойкуно была.
Служанка вжалась в каменную кладку стены, склонилась перед бубнящим королём, а Яромир Дикий бредёт не разбирая дороги — вспоминает мучительно тяжёлый разговор с бароном: «…разве ваше величество не помнит, как героически принц Креслав помог раскрыть заговор против вашего величества».
— Не помнит, — буркнул король, — ни хрена величество не помнит… оглоблей…
Огромные кулаки суверена сжались. Яромир обречённо подумал: «Может и правда сын спас… Это всё ведьмы... Ненавижу ведьм».
Сбоку в стену вжалась тень, пристукнула тростью и Яромир остановился. Бросил рассеянный взгляд на камзол цвета тёмного ультрамарина, на сухонького склонившегося старика, на покрытую коричневыми пятнами старческую ладонь, сжимающую серебряный набалдашник трости.
— А-а, Мариус… Старый пень, что ты знаешь о ведьмах?
Мориец расплылся в недоумённой улыбке, прокряхтел в пол:
— Ведьмы, ваше величество?
Яромир рассеянно поманил пальцами — медикус выпрямился, крякнул:
— Все девицы, если позволите, ведьмы, ваше величество.
— Позволю. Это что?
Мариус проследил взгляд короля на свою ладонь, на пальцы, сжимающие чёрный пузырёк со Слезами Мории и растерянно улыбнулся:
— Капли для её величества.
— Захворала?
— Не столько захворала, ваше величество, — скривился Мариус, — сколько лёгкое недомогание. Это поможет.
Под тяжёлым взглядом суверена мориец пошёл мелкой дрожью. А король хмыкнул:
— Уверен?
— Всенепременно, ваше величество, — Мариус снова согнулся в изящном поклоне, решил было пятиться по своим делам, но Яромир остановил вопросом:
— И что с этим делать?
— Одна капля лекарства на бокал, ваше величество.
Король протянул пятерню к пузырьку, потребовал:
— Дай сюда.
— Но ваше величество, — запротестовал медикус.
— Сам отдам.
Мариус дрожащими пальцами вложил пузырёк с сильнейшим ядом в ладонь короля, а Яромир посочувствовал серому от молчаливой паники старику:
— Бледный ты… сам прослежу… одна капля, говоришь?
Мариус почувствовал, как каменные плиты пола разверзаются под его ногами, кивнул, а король хлопнул старого верного медикуса по плечу так, что Мариус охнул. Яромир хмыкнул:
— Что-то ты бледный, медикус. Иди, приляг.
— Ваше величество, — мориец склонился в поклоне, стиснул в панике зубы, процедил: — Бессонница, ваше велич…
Яромир усмехнулся:
— Капельку дать?
Мариус осторожно отодвинул чёрный пузырёк в пальцах короля от своего носа. Промокнул скомканным платком холодную испарину, поспешно отнекался:
— Это по женской части, ваше величество.
Яромир только хмыкнул в ответ, побрёл в покои супруги, а медикус огляделся в панике…
…В панике! Как и Тарликай на Торговой площади. Где это видано, чтобы с площади в разгар торгов всех кнутами сгоняли. В вечереющем воздухе витает дух недовольства: горожане ворчат, любопытные зеваки за редкой цепью спин городской стражи и зелёных плащей недовольно таращатся на голые камни площади, на неподвижных собак на брусчатке — сдохли они что ли? С робкой надеждой торговцы посматривают на лотки с товарами — день-то ещё не закончен. Вдруг пустят поторговать? Да и селяне с окрестных деревень не один час в Айраверт шли: кто продать, кто прикупить… Чего ждём-то?
Рядом с Тарликаем басовито заворчал мясник:
— Вот и что теперь делать? А? Кто мне убыток возместит? А? Мясо на жаре портится. Мухи только пируют. Вон, даже собаки не жрут его уже, подавились, небось, от жадности, — мясник швырнул себе под ноги окровавленную тряпицу, о которую вытирал руки, когда стража его силком выволокла из-за прилавка. Потребовал: — Ну? Чего ради? А, десятник?