Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 18

 Семья.

  – Бабуль, а мой новый дружок Мирак уже перекидывался прошлой луной.

  – Это тот чтоль, который нового пришлого сынок? Маненький такой, утром к тебе забегал? Дак, они ж дикие. Ежели ему, как тебе, годков шесть, то самый раз перекидываться.

  – Ага, он. Они тогда ещё только собирались к нам. Баб, я тоже хочу щас перекинуться. Скажи папке, он тя послушает.

  – Да ты что, сдурел? Спроси того Рика, Мирака папку, зачем дикий к нам пришёл? Да за тем, чтоб придержать сыночка – штоб тот смог договориться со зверем, а это только шаман поможет... Вот скажи, рассказал тебе твой Мирак, как это оно – перекидываться?

  – Ага, говорит, почти не помнит, лапы у себя мохнатые увидал да так жрать захотел–– папка ему зайку и кинул. Он ему зайку загодя поймал, лапку закусил, чтоб тот шибко не бегал. А как Мирак перекинулся, так и кинул ему.

  – Да, зайка вкусны-ый! – сказала бабка задумчиво и смачно облизнулась.

  – Мирак тоже говорит – вкусный. Баб, да как же это? Он же сырой! Как его неварёного-то есть? Невкусно ж!

  – Это, когда в человечьем обличье тебе невкусно. Ты ж – человек! А вот когда зверем становишься, да спервоначалу перекидываешься, знашь, как вкусно? Первый раз, оно самое вкусное, – бабка снова причмокнула. – А у зверя вовсе мозги отшибает.

  – Как это – мозги отшибает?

  – А так. В однораз, как зверем становишься – видеть по-другому начинаешь, глаза по-другому смотрят, уши каженный шорох слышат, в нос шибает всякой вонью. Вместо рук, ног – лапы врастопырку стоят, а из задницы хвост торчит. Вроде б, и знаешь, что так должно быть! Но это человек внутрях знает! А ты уже зверем стал, который ни мамки, ни папки не видал никода, никого знать не знает, ниче не понимает – он же только сичас родился, и сила у него уже есть, а мозгов ещё не завелось. А жрать-то как в энто время хочется! Вот в тот самый момент, если без пригляду, беда и случается. Зверь могёт и маму-папу загрызть, если те человеками рядом будут. Он же не соображат ничо, у него энти... кстинты. Вот Рик-то, это знаючи, зайку-т и приготовил – правильно сделал.

  – Баб, а чё такое кстинты?

  – А эт, кода мозгов не хватает у всякой мелочи пузастой. Бабке совсем отдохнуть не даёт! Прилегла только на минуточку, а энтот, как репей в хвосте – чё да как. Вон, братьёв прорва, у них спрашивай! Которы уж и поперекидывались, и девок по кустам пошарахали, особливо одну рыжую вертихвостку, у-у, блох ей в шкуру – лиса облезлая, а туда ж... Брысь отседова! – ш-ш-шух, хлопнула дверь, да скрип кровати под утихающее бабкино ворчание.

  Этот забавный разговор бабки Мьяры с самым младшим в нашей семье – шестилетним Арыской – был хорошо слышен из-за приоткрытой створки окна.

  На последних бабкиных словах я с усмешкой покосился на старшего брата Уруса – большого знатока по рыжим шкурам. А тот сидел рядом на лавке, привалившись к избяной стене, щурил хищные глаза да улыбался шкодливо.





  В тенёк, под куст сирени возле бабкиного окна мы от бабки же и сбежали. Ведь не посмотрит, что законный выходной, чего-нибудь да велит делать – дрова колоть или сарай чистить. А то, как девок, заставит полы в избе мыть… Может, бабка нас под своим окном-то не углядит? Где в другом месте искать будет…  она же, вон, вернулась в комнату, а тут и Арыска заявился со своими детскими любопытными вопросами.

  Ну и ладно, что выходной у брата – ему одному отдыхать скучно. В компании-то веселее!

  Брат встал, гибко потянулся. Среди своих ровесников Урус – вожак! Я с завистью оглядел поджарое тело – стать его и просторная рубаха не испортит. Урус хоть и кажется худым и даже костлявым, но это только видимость. Под рубахой сухое тело мышцами, будто канатами, перевито. Шаг бесшумный и быстрый, движения плавные, да зубы скалит вроде нечаянно, не злобно, а выходит со значением – совсем, как у старших оборотней. Одно слово, волк!

  Мне же только четырнадцать исполнилось, а ростом почти со старшим сравнялся. Сила тоже есть, хотя бы и не такая, как у брата. И в плечах лишь чуток не догнал. Глаза вот подкачали – какие-то непонятные, коричневого цвета и вытянуты к вискам. Ресницы, что у девки, почти до бровей загибаются. Бабка говорит, оленьи глаза – тьфу, срамота!

  А девки даже заглядываются, хотя мне стеснительно. Вот не могу я, не краснея, в иное девичье лицо прямо поглядеть. Ага, какая девчонка глазами поиграет. И ладно, если просто косу потеребит, а то в прошлый раз Варинка и шнурок на вороте распустила – это весной-то, когда возвратные холода случились, а от стылого ветра все вокруг в тёплые кофты укутались. Варинка же «взопрела» ненароком рядом со мной!

  Я-то сам взопрел и покраснел, стыдясь того, что в вырезе рубахи увидал. Думал, нечаянно она! Ну, и сбежал. А Суворка, друг мой, хохоча, потом рассказывал, что после моего ухода Варинка сразу же зазябла и шаль накинула, не давая себя рассмотреть любопытным. Ну её!

  А ещё, приметил я, что парни до перекидывания в зверя – всё равно, что дети. По виду вроде большие, но какие-то ... невзрослые. Да уже после первого перекида пацан другим становится – и взгляд, и движения меняются – будто, какую тайну узнал.

  А я ещё и не перекидывался ни разу! Вот через неделю полнолуние, будет праздник. Наступит и моё время!

                                          

  ******

  По вечерам вся наша семья, как правило, собирается за столом в большой горнице.

  Во главе стола восседает бабка Мьяра, вернее, прабабка наша - самая старая в нашей деревне, самая уважаемая, старейшина нашего рода Щир. Вот так вот! У кого Серые Волки, Рыжие Рыси, а у нас Щир – и понимай, как хочешь!

  А дальше располагаемся по сложившемуся порядку.

  Когда приходит  Ррык - бабкин сын и отцов дядя – то садится по правую бабкину лапу… тьфу! руку. Он - вожак не только в наших Волчиках, но и… Короче, вожак!