Страница 9 из 215
Кажется, я вообще не способна на сильное чувство, в точности как моя мать. И вот это меня угнетало больше всего.
***
С тех пор, как я перебралась в деревню, я каждый день с утра пораньше уходила на море. Сын хозяйки показал мне маленькую труднодоступную бухточку, куда невозможно попасть с берега. Он отвозил меня туда на лодке и я там проводила целый день. Брала с собой только подстилку, книги и фрукты, а вода там была: источник бил прямо из каменной стены. Под вечер парень возвращался за мной и отвозил обратно, а хозяйка кормила сытным, вкусным ужином, после чего я гуляла по окрестностям и отправлялась спать.
В бухточке у меня было то, чего не было никогда: свободное, только моё время. Никто и ничто не висело надо мной, напоминая о долге. Я
вообще ничего никому тут была не должна. Читала что хотела, размышляла о том, что приходило в голову. А еще купалась и загорала голышом. Пьеро, сын хозяйки, предупредил меня, что кроме него никто за весь день в бухточку не заглянет, и я этим пользовалась. Конечно, меня можно было увидеть со скал, если кому-нибудь пришло бы в голову туда забраться. В первый день меня это смущало, а потом я подумала: ну что принципиально новое он увидит? Тем более что на скалы местные предпочитали не лазить, это считалось опасным.
Так что я могла наслаждаться свободой и отдыхом, если бы не мысли, которые постоянно лезли в голову.
***
Вообще способность мыслить, которые мои учителя провозглашали величайшим благом, оказалась для меня проклятием.
Её нельзя выключить. Если ты умеешь думать, ты будешь думать во что бы то ни стало, даже если особо не о чем.
Когда я училась или работала, для моих размышлений всегда было достаточно пищи. А тут я очутилась в странной для меня ситуации. Голове нечем было себя занять.
Отправляясь к Соль на свадьбу, я не взяла с собой научных книг, кроме «Общей теории магического поля» архимага Арсеникуса. Свои записи я тоже оставила дома и теперь страшно об этом жалела. «Общую теорию» я уже выучила наизусть, а в доме Бескаля научных книг, кроме трудов по растениеводству и виноделию, не держали. Соль насовала мне любовных романов, но читать их я не смогла. Наверное, у их авторов как-то не так голова устроена: большего бреда я вообразить себе не могла.
Но свое дело эти дурацкие книжки сделали. Как известно, злые демоны всегда найдут заботу для праздных рук, а в моём случае для праздного ума. Вместо того, чтобы заниматься любимым делом, я целыми днями думала о своей жизни и чем дольше думала, тем больше убеждалась: со мной что-то не так.
Я припоминала и внимательно рассматривала каждый отдельно взятый момент. Отношения с родителями и братьями, роман с Альфредом, помолвка с Лоренцо — все подверглось моему пристальному анализу.
Отцом я восхищалась, но когда стало ясно, что он наметил мне в жизни дорогу, которая мне не понравилась, я ни на минуту не усомнилась в своем праве пойти против него. Добилась своего? Да. Но какой ценой? С папой у меня сейчас более чем прохладные отношения, это подтверждает и мой счёт в банке.
Маму в детстве я вроде бы нежно любила, но всегда в грош не ставила её мнение. Когда выросла, она стала вызывать у меня глухое раздражение. Её безапелляционные мнения по всем вопросам, продиктованные так называемой житейской мудростью, всегда казались мне убогими, а её благоговение перед институтом брака и желание выдать меня замуж, все равно за кого, просто злило. То, что мои братья при выборе жизненного пути предпочли прислушаться к материнскому здравому смыслу и отринуть сложный, но благородный путь отца, тоже не прибавляло добрых чувств.
Братья? В самых лучших отношениях я была с Карлом. Он был настолько меня старше, что никогда не принимал всерьез маленькую сестрёнку. Из всех братьев он больше всего путешествовал по делам своего торгового дома, так что три-четыре раза в год наезжал в Элидиану и привозил мне из дома разные вкусности. Я радовалась, обнимала его, целовала, но была ли это радость от встречи с любимым братом или от получения любимого лакомства?
С Симоном мы никогда не были дружны, слишком разные мозги дали нам боги. Я не понимала его, он не понимал меня, так что в детстве любая наша дискуссия заканчивалась или дракой, или слезами, с годами же ничего не изменилось. Несмотря на то, что Симон пошел по академической стезе, он очень поддерживал мать в желании выдать меня замуж и регулярно подыскивал мне женихов среди своих знакомых. Не стоит упоминать, что все они были ужасны: занудливые уроды. Это не добавляло мне добрых чувств к его персоне.
С Марком мы очень дружили в детстве. Я решала за него задачи, а он строил мне домики и катал на качелях. Когда он ушёл в армию, я даже плакала. Сейчас, когда его отпуск случайно совпадает с моим, мы встречаемся как благожелательно настроенные друг к другу, но совершенно чужие люди.
Мои возлюбленные? Вряд ли Лоренцо и Альфред достойны этого наименования. Любовники, это да. Альф мне лгал, а Лоренцо был честен, вот и вся разница. Я же не любила никого.
И что же выходило в сухом остатке? Я всегда, с самого детства была бездушным чудовищем. Неприятно это сознавать, но врать себе я не привыкла.
Есть у меня шанс всё изменить?
Не думаю. Свою сущность не изменишь, как ни старайся. У лягушки не вырастут крылья. Она может стать большой, даже очень большой, но — лягушкой.
Мой персональный маленький рай моими же трудами медленно, но верно превращался в персональный ад.
***
Спасла меня, как водится, Соль. На пятнадцатый день моего отпуска рано утром пришла ко мне с огромной корзиной и заявила:
Я тебя похищаю.
Не передать, как я обрадовалась визиту подруги. Я как раз только продрала глаза и завтракала, ожидая, когда Пьеро подгонит свою лодку к причалу. Но если Соль хочет меня увести куда-то в другое место...