Страница 99 из 108
Олеся начинала только сильнее кричать. Она принимала гневную позу, подбоченивалась и кидала молнии глазами.
– Я устала сидеть в этой дыре. Здесь не с кем поговорить. Просто черная дыра. Мне надоели эти кастрюли, пеленки и прочее «счастливые моменты семейной жизни». Я хочу общения.
Виктор вздыхал, пытался успокоить жену. Списывал весь ее гнев на послеродовую депрессию, о которой так часто говорила Олеся. Он понимал, что она женщина, и ее душа требует веселья, раздора, новых платьев и пустой болтовни с подругами. Но разве семья – это никогда ты встречаешь своего уставшего мужа с работы, разговариваешь с ним, пытаешься помочь. Разве семья – это не двое любящих людей, которые связаны не только узами брака, но и ночными криками своего ребенка. Разве семья – это не тогда, когда вместе хоть на край света, хоть прыгнуть через костер или босиком по стеклам.
Олеся такого мнения не разделяла.
Так прошли почти четыре года. А потом все резко затихло. Олеся стала какой-то окрыленной. Порхала по дому, пела песни, смеялась так звонко, что стекло в доме могли потрескаться.
Виктор был рад таким переменам жены. Наконец-то, его любимая супруга приняла их новую жизнь.
Виктор списывал перемены в поведение Олеся на то, что Андрюша пошел в детский садик, и супруга могла отдохнуть от пеленок, криков и постоянного напряжения.
Но Виктор глубоко заблуждался. Ничто так не радует женщину, как влюбленность в мужчину. Но если она влюблена не в тебя, то значит, влюблена в другого. А это уже совсем другая история.
***
Все в этом мире имеет свой срок годности. Будь то продукты питания, которые могут подпортиться при неправильном хранении, то одежда, рвущаяся от долгой носки и стирки.
Но срок годности может истечь не только у предметов материальной ценности, но и у духовных тоже.
Любовь проходит, отношения портятся. А все потому, что их тоже неправильно хранили. За ними, как за дорогой обувью, ухаживали не по инструкции. Они требовали тепла, а их вечно бросали на холоде.
Вот так и любовь Олеси к Виктору закончилась. В один миг. Просто взяла и улетучилась в окно. Как легкий газ. Раз и нет!
И что делать дальше? Никто не знает. Притворяться, играть, быть ласковой, когда саму тошнит от одного голоса этого мужчины. А еще и ребенок есть, его то обратно не запихаешь, как ни старайся.
Стала срываться. Кричать, гневаться. Доходило до крупных ссор. Но Виктор всегда молчал, сглаживал острые углы, чем раздражал еще больше. Появилась злоба. Олеся буквально дышала ядом, и еще немного и задохнулась бы им.
Сынишке было три. Ничего не менялось. Все тот же дом, те же хлопоты и все тот же нелюбимый мужчина рядом. Не жизнь, а фильм кошмаров. Декораций ноль, спецэффектов ноль, зато действий на целую сагу хватит.
Время все бежало. Виктор стал работать допоздна. Олесе даже стала казаться, что муж специально задерживается на работе, не торопится, ему просто не хочется снова идти на бой. Но Новгородцеву это не радовало, а наоборот, еще больше бесило.
Злость стала неуправляемой, бесконтрольной. Приступы ярости и гнева одолевали все чаще. Била посуду, кричала на сына. Тот плакал, просился к папе, чем приводил Олесю в бешенство.
Однажды девушка так рассорилась с мужем, что выскочила из дома, как из горящей избы, и пошла, куда глаза глядят.
Городок был еще маленький. Больница, несколько магазинов, завод и таксопарк – все достопримечательности, которые можно было увидеть, гуляя по здешним улицам. Зато кладбищ было много. Целых три. Привозили хоронить из всей области, бывало даже из самой столицы.
Сумерки сгущались, а ветер дичал. Олеся так бежала из дома, подальше от источника раздражения, что забыла накинуть пальто. А в короткой кофте поздней осенью холодно.
Побродила около завода, пошла к больнице. Там присела на скамью и горько заплакала. Жизнь дала ей огромный пинок под зад, так считала она. Но на эту ситуацию можно смотреть с разных сторон. И мнение у каждого будет свое.
Наверное, тогда небеса услышали мольбы Олеси и подарили ей того, кто, хоть и ненадолго, но сделал ее счастливой. Но в жизни ничего не бывает просто так. Все подарки рано или поздно просят вернуть обратно, только в другом обличии и с другой ценностью.
Но Олеся этого тогда не понимала. А зря. Очень зря.
Девушка сильно замерзла. Сама того не понимая, она тряслась на скамейки. Фонарей не было. А луна светила слабо, ее скрыли тучи.
– Девушка, поздновато для прогулок, тем более вы раздеты, – мужской хриплый голос обрушился на Олесю среди темноты.
Она подняла глаза, пытаясь присмотреться сквозь тьму. Молодой человек приятной наружности стоял около ее ног и слабо улыбался. Он был одет в пальто и в руках держал портфель.
– Да, вы правы, что-то я засиделась тут. Было так хорошо, что я потеряла счет времени, – соврала Олеся и опустила взгляд.
– Так давайте я вас провожу. Темно сильно. Нынче неспокойно. Хотя, когда было спокойно!
Мужчина или еще молодой парень, в темноте было не понятно, протянул Олесе руку, и она ее схватила. Незнакомец помог подняться и снял с плеч пальто.
– Вот, накиньте, – он протянул девушке свою вещь, – а то заболеете. В больнице и так много пациентов, не успеваем всех лечить.
И он улыбнулся. Так беззаботно, искренни и по-настоящему. И Олеся пропала, канула в бездну своих грез. И, наверное, уже тогда влюбилась бесповоротно и потеряла навсегда себя.
Теперь она точно могла утверждать, что это был мужчина, герой ее снов. Немного постарше ее. Высокий, коренастый. От него пахло больницей. Запах хлорки вперемешку с лекарствами просто сводил с ума. Лицо у незнакомца было красивое, четкие скулы, аккуратный нос и пухлые губы, которые хотелось целовать постоянно. Олеся осталась там навсегда, на той самой скамье.