Страница 15 из 69
Мой сосед по дивану, облокотившись на колени, пытался выдаться максимально вперёд, чтоб быть лицом как можно ближе к голым актрисам, их пышным молодым грудям и набухшим соскам, сочным раскрывшимся влагалищам, дыханию, запаху исходящегося в желании женского тела, пахнущего потом и энзимами. Кажется, он даже и не моргал.
Мне же было абсолютно наплевать на то, что творилось на белой постели. Откинувшись, обессиленный, невыспавшийся, на спинку дивана, я думал лишь о том, что девушки, порно-актрисы, так или иначе вынуждены быть бисексуальными. Их ориентация непререкаемо подчинена фантазиям онанирующей толпы. К тому же, уверен, этих бедных девушек прямо сейчас мучает жестокий голод, так как их желудки и кишки во время съёмок должны быть пусты во избежание неприятных казусов во время возможных анальных утех. Каждая из них, разумеется, начала этот день с клизмы. Если, конечно, мой друг не задумал снять сцену с копрой.
Развлекаясь случайными идеями, я, жёваным сухожилием, полулежал и равнодушно, даже не испытывая возбуждения и натяжения в области паха, смотрел на то, как брюнетка, увеличив темп, начала активно и остервенело вылизывать зад подруги, как послушная псина. Рыжая, временами отвлекаясь от члена парня-актёра, вынимала орган изо рта и, стимулируя его рукой, стонала, оборачиваясь назад, и кротко смотрела на подругу, которая мотала головой из стороны в сторону, помогая этими движениями уже порядком онемевшему, уставшему языку блуждать по морщинистой коже чужой задницы.
Меня тошнило. Но не от вида изощрённого секса. Меня тошнило от усталости, от желания наконец уснуть тут же под звуки чьих-то стонов. У меня невыносимо болела голова. Снова мне чудилось, будто в мои милые, уставшие от всего этого непотребства и безобразия виски врезаются два толстых ржавых болта, а лобная кость стремится отделиться от черепа, из-за того что какая-то отвратительная, осклизлая гуща пытается её выдавить изнутри. Я тяжело дышал. Часто сглатывал вязкую слюну и мокроту, чтобы усмирить рвотные позывы. Но живот продолжало скручивать, а голова не переставала мутиться, и все мысли в ней смешивались. Глаза слипались, так что иногда я видел перед собой смазанную картинку сращённых меж собой фигур телесного цвета в одну копошащуюся и стонущую, аморфную массу. Как во сне, всё в моём помутнении срасталось в чокнутую мешанину из собственных наблюдений и опытов. В этой левитации я произносил мысленно, что целование в анус пробуждает змею Кундалини, олицетворение космической силы, которая обитает в нижнем отделе человеческого позвоночника, в сексуальных железах. Пробудившись, змея открывает во лбу у человека третье око, которое способно видеть сквозь пространство и время.
И тут же проносится мгновенная мысль, что, быть может, у многих порно-актрис и актёров это сакральное око распахивается чуть ли не каждый день... и не они ли скрытые, всеми разыскиваемые адепты тайного учения Сиддхартхи?.. истинные его последователи.
Внезапно я прихожу в себя от странного чувства в животе. Моё туловище рефлекторно кидает вперёд, и из меня, как из фонтана, только зловонного и наполненного нечистотами, выплёскивается толстым потоком жёлто-оранжевая жижа. Мой сосед по дивану шарахается от меня, кидаясь ошарашено в сторону. Приступы один за другим выталкивают из меня порции полупереваренной пищи вперемешку с желчью и ещё чёрт знает чем.
Мой друг, порнограф, прерывает съёмку. И теперь вся команда и тот охающий и ахающий придурь – все они смотрят, как я нещадно забрызгиваю свои штаны и рубашку, порчу кремовый ковёр с крупным ворсом, который тут же впитывает всё, что не унимается из меня литься.
Я беспомощен. Я жалок. Я непроизвольно плачу.
По номеру разносится желчное зловоние.
Виноватым взглядом я порой оглядываю присутствующих, которые морщась от омерзения, всё же не могут оторвать от меня своих внимательных и даже где-то сочувственных взоров.
И, продолжая блевать, исторгая из себя накопившуюся внутри за долгие годы жёлтую вонючую скверну, я теряю сознание...
И сейчас мне неловко перед ними: перед моим другом, которому пришлось тащить меня, невменяемого, пускающего слюни, через весь город; неловко перед тем таксистом, который вёз нас до моего дома, ведь ему пришлось наблюдать всю эту гнусную картину человеческого существования и, к тому же, её обонять; стыдно перед актёрами и всей съёмочной группой, ведь они специализируются, как любит повторять мой драгоценный друг, на «ванильном порно», а не на японском жесточайшем извращении, когда люди вызывают посредством глубокого минета обильную рвоту и заблёвывают друг друга, голых, плачущих, униженных.
Я не помню всего того, что было, в то время как мой друг нёс мою поникшую тушу до квартиры, которую я занимаю. Не знаю, стал ли этот позор достоянием соседских пересудов или же всё обошлось тихо-мирно и коридоры были абсолютно пусты. Да мне, в сущности, и плевать на всё это. Не безразлично мне лишь то, что по приходе в квартиру мой друг не бросил меня у порога, как бурдюк с протухшим фаршем, а привёл в сознание, помыл в ванной, выстирал моё грязное шмотьё. Затем напоил меня горячим сладким чаем, не забывая, что я пью с тремя ложками сахара, и просидел со мной, укутанным в большое банное полотенце, несколько чрезвычайно приятных часов, развлекая меня разговорами о нашем с ним замечательном прошлом...
И сейчас я лежу, раскинувшись, на смятой постели в одних пижамных бежевых штанах, с нерасчёсанными волосами, с невидящим взглядом; на полу валяется то самое банное полотенце; мои пятки обдаёт приятным ветерком, влетающим с улицы через открытое окно; лежу, внимаю дзенским раскатам блюза и думаю, что я люблю его, моего друга.
В полусонном состоянии я философствую о мультфильмах.
После ухода моего друга я принялся, пожёвывая печенюшки и попивая очередную кружку чая, за просмотр диснеевских классических историй, которые с утра до ночи крутят на брендовом телевизионном канале. И теперь мне увлекательно думается о занятных парадоксах, связанных с каноническими персонажами этих мультиков. То, что Дональд Дак одет в моряцкую курточку, но мультипликаторами обделён штанами, – это нисколько не занимает моего внимания, как не занимает моего внимания и то, что Микки Маус и его суженая Минни – невероятных размеров мыши. Больше меня интересует тот факт, что пёс Гуфи эволюционировал в прямоходящего и законопослушного гражданина США с членораздельной речью и умением писать и читать, а Плуто, питомец той громадной, гипертрофической мыши, остался милой, но как бы то ни было – тупой, живущей в будке псиной.