Страница 64 из 72
А Некрасову хоть бы что! Вон, разлёгся, закинул руку за голову, травинку между губ перекатывает и преспокойненько в небо всматривается...
- Максим, - потому и дёргаю его за плечо. А после сама же его ладошку со своей ноги убираю. Чтоб наглаживать перестал, обжигая кожу жаром своих пальцев. - Лишнее это, понимаешь? Господи, я сейчас от стыда сгорю!
Угораздило же купиться. Новые методы, видите ли, ему подавай! Экспериментатор хренов. Да лучше бы по старинке: он бы болтал без умолку, а я огрызалась! А теперь и хамить сил нет - выжата, как лимон.
- С каких пор такая скромная стала?
Хотя беспечность его не на шутку злит. Мне сквозь землю провалиться хочется, а он нет, чтоб джентльмена включить, кубиками своими соблазняет! Хоть бы прикрылся чем! Не дай бог, какой-нибудь одинокий пастух своё стадо на водопой приведёт. А тут искуситель Адам, и красная как помидор Ева, впопыхах застёгивающая пуговки на груди!
- С тех самых, как разошлись. И будь добр уже одеться, иначе я прямо сейчас уйду.
Если понадобится, вплавь. Заодно и проветрюсь, а то внутри такой пожар горит, что, того и гляди, сгорю! Всерьёз задумываюсь над тем, чтобы к озеру шагнуть, да только Некрасов опережает:
- Ладно, давай говорить, - руки вверх поднимает, футболку свою берет. - Отвечаю на твой вопрос: меняет. Многое. Потому что, я прав был, и чувства ко мне у тебя не прошли. И если честно, я рассчитывал, что и ты это поймёшь. Да ладно, Вась, что мы дети, чтоб друг от друга бегать? Я свою вину признал, дело теперь за тобой. Прекрати уже трусить, и я обещаю, что ты не пожалеешь...
Легко сказать, прекрати. Ёжусь на пронёсшемся по берегу ветру и устало виски сжимаю: да если б я знала, как. Прижалась к нему, губы его вновь на себе ощутила - и всё таким неважным вдруг стало... Даже вполне ожидаемое отвращение не пришло, а ведь он и её так... Господи!
- Не могу! Ну, хоть режь меня, не могу - от того слезы и туманят взор. - Признаний хочешь? Так, пожалуйста: люблю я тебя! Так сильно люблю, что и самой страшно...
Я подскакиваю с земли и влагу с лица стираю, а он следом за мной, неуклюже джинсы натягивая... И всё смотрит, смотрит своими глазищами: они даже в бледном свете уплывающей с неба луны ярче костра горят!
- Только я вот такая, Максим! Ревнивая, как ты говоришь! И меня не переделать ничем!
Да что там! После случившегося если и изменюсь, то явно не на радость Некрасову!
- И не надо, - жаль, что он не понимает. Подлетает ко мне, словно наперёд зная, что если не остановит наутёк брошусь, и эти самые слёзы, что на смену смахнутым каплям пришли, губами осушает:
-Дурочка, да хоть день и ночь меня пили... Вась, плохо мне без тебя! Я на всё согласен...
- Это сейчас! А через год, два? Максим, всё равно этим всё кончится... Теперь, когда мы оба знаем, что бывает, если тебя до ручки довести, глупо на хороший финал надеяться!
А я доведу. Даже если он брюхо отрастит, бороду отпустит и в душ будет по праздникам наведываться... Сожру себя мыслями, что меня ему мало станет, и вновь за чемодан схвачусь.
-Нет, - мотаю головой и, глубоко вздохнув, передышку беру. Только сколько ни стой, пытаясь побороть истерику, боль тугим кольцом грудь сдавила.
- Не выйдет, ясно? Не хочу я опять гадать, вернёшься ли ты с работы... Не хочу думать, что настоящего счастья ты со мной всё равно не обретёшь. Мне одной проще, Максим.
И как бы сердце к нему ни рвалось, лучше пусть от тоски по ночам сжимается, чем день за днём скачет, как ошалелое, растревоженное моей неуёмной мнительностью.
- Вась, я работу сменю. На паспорт фотографировать буду, выпускные альбомы для школьников делать... Да что угодно, хоть на завод.
-Дурак? - горько усмехаюсь и, устроив свои ладошки на его груди, слабо отталкиваю. - Не поможет. Прав ты был, во мне тоже проблема есть. Неполноценная я, - он отпускает, а я руки в стороны развожу, мол, неужели не видишь? - И семья у нас будет такая же.
Даже Сонька не спасёт. Некрасов попробует себя в роли воскресного папы и рано или поздно жалеть начнёт, что умолял вернуться. А там и до очередных Вишенок недалеко. И что мне останется? Компот из них варить?
- Хватит, ладно? Сделаем вид, что ничего не было? Доберёмся до города и каждый пойдёт своей дорогой. Ты ещё обязательно кого-нибудь встретишь...
Молодую, красивую, беспроблемную. А я пока сестрой займусь. По врачам вместе с ней ходить буду, Соньку с кружков забирать, по вечерам чаёвничать... Чем не жизнь? В мире столько баб одиноких, и ничего, счастливые. Карьеру строят, по миру путешествуют...
- Я другую не хочу, - только Максим с моими планами несогласен. Руки в карманах прячет и к себе прижимать больше не порывается. - И дети... Я их от тебя хотел, Вась, а ты за столько лет этого так и не поняла. Видел с какой ты завистью на чужих ребятишек смотришь, вот и таскался с тобой по медицинским центрам. Чёрт, да даже суррогатное материнство предложил, потому что как бы ты ни пыталась меня убедить, что смирилась, тоску в твоём взгляде только слепой не видел.
Молчим. Правда на этот раз тишина не звенящая: листва шуршит, где-то вдалеке чей-то козёл голос подаёт. Наверное, Борька...
- Вась, я тебе рай на земле не обещаю. Наверняка ещё не раз скажу что-то не то, и ты меня придушить захочешь. Только измены не повторю. А что касается детей... Мне ты нужна, а будут они или нет, не так важно.
Он набрасывает на мои плечи кофт и уже за руку тянет:
- Давить не буду, но после случившегося, не жди, что я опять у тебя на поводу пойду. Успокоишься, всё обдумаешь, а я ждать буду.
-Чего? - блею, а он волосы мои за ухо заводит:
- Тебя, Вась, - и произносит так просто, словно иначе и быть не может. - Домой пошли. Успеешь поспать пару часов.
Если бы... Ведь даже в мягкой постели, под беспокойное сопение сестры я буду его слова в голове прокручивать.
Не знаю я, как долго Некрасов собрался ждать моего озарения, но масла в огонь неуместными шуточками он не подливает. Утром здоровается кивком головы, за завтраком не пытается лишний раз задеть меня своими ручищами...
Даже когда Галина Антоновна, всучившая нам целый пакет сухих травок и трёхлитровую банку варенья, на прощанье сгребает нас двоих в объятия, Некрасов взгляд в сторону отводит. И пусть рука его касается моего плеча, а в нос бьёт знакомый аромат духов, перемешавшийся с запахом свежей сдобы, что исходит от добродушной хозяйки, провалиться сквозь землю я уже желанием не горю.
- Всё будет у вас хорошо, ребята, - а вот сейчас не отказалась бы! Ведь старушка берёт наши ладошки, накрывает своими морщинистыми пальцами, и сияя как медный пятак, искрящимся взором по нашим смущённым лицам гуляет.
Подглядывала, что ли? Из-за кустов? И раз уж волшебный сарайчик до сих пор простаивает без дела, радуется, что пусть и на дикой природе, но мы согрешили?
Господи! А ещё говорят, что в городах разврат царит! Стыдливо потупив взор, не без труда избавляюсь от её руки и тут же улыбаюсь смущённо:
- Спасибо.
А что ещё сказать? Дай бог? Нет уж, я знаю, куда эта дамочка клонит! Лучше в машину спрятаться и желательно поскорее, пока моя прыткая сестрица заднее сиденье не заняла...
- Я свой номер на крышке от банки нацарапала, - да только это ж Галина Антоновна! Убежишь разве? И секунды не проходит, как она вновь меня за руку берёт! Только смотрит теперь так... странно, в общем. Аж холодок по спине...
- С врачами не тяните. Мне моё сердце подсказывает, что они Вере помогут. Только и вы должны стеной друг за дружку стоять. Максим, - на супруга моего внимание переводит, а я про себя радуюсь, что и ему не по себе. - Ты у них один... Береги девчонок. Травки пусть пьют, я пакетики подписала: Сонечке ромашку с шиповником, да листья брусники, Верочке травяной сбор для иммунитета, а тебе, Василиса, для сна. А то бледная такая, от переживаний и не спишь поди? Ладно, чего я задерживаю вас? С богом, ребятки.