Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 58

-Ну все!

-А что? - Гришину руку сбрасываю, отказываясь вместе с ним уходить, и на олигарха этого со злостью гляжу. - В папке вашей об этом не упоминается? Так вы на сыщиков своих надавите, чтоб работали лучше!

А то не дай бог дядька мой с условным сроком за кражу велосипеда по молодости, или прабабка, от любви к самогону до пятидесяти не дожившая, всю статистику буржую этому испортят!

-Что ж вы Стефания заводитесь? Разве ж я со зла?

-А разве нет? Ты чем старше, отец, тем дурнее становишься! - Гриша все же на стул свой садится. - Ещё и досье накопал!

-Конечно! Ты ведь такими вещами не озаботился. А на карте репутация нашей семьи, между прочим! Завтра журналюги чего раскопают, и имя моё смешают с грязью! И что делать прикажешь? Из-за глупости твоей дело всей жизни терять? Так что нечего тут сопеть недовольно. И вам, Стефания, иголки выпускать не стоит. Не за спасибо оболтусу моему наследство получить помогаете! Так что подальше гордость запрячьте и будьте добры отвечать!

Вот ведь тиран! Не удивительно, что муж мой из дома этого сбежал. И от участия в семейном бизнесе отказался. Если уж мне, посторонней, от сатрапа этого досталось, то чего по отношению к родственникам ждать?! С ними любезничать необязательно.

К черту. Правды хочет, так мне трудно. Даже бокал у супруга отнимаю, для храбрости спиртного хлебнув.

-Есть. Даже наркоманы - отец курит как паровоз. Не травку, вы не подумайте, - откашливаюсь, часто моргая, чтоб слёзы от горечи напитка поступившие прочь прогнать, и вновь на хозяина дома смотрю. - Сигареты обычные. Но это ведь тоже зависимость?

Теперь мне тепло. И оцепенение куда-то пропало, и нервозность как рукой сняло. Даже улыбнуться получается, когда Гриша бокал свой возвращает и разом в себя опрокидывает. Намеренно или нет, но губами касается отпечатка моей помады на тонком стекле… Господи! Чем я думала? Из чужой посуды пить? И кстати, к вопросу о моём нежелании за праздничным столом вместе с гостями деликатесы уплетать:

-А не ела я, потому что с грязных тарелок ужинать не привыкла. Исчерпывающий ответ?

Ещё бы. Вон как от удивления свекор мой на кресле подпрыгнул! То-то же. Пусть знает, что и в его идеальном мире огрехи имеются!

-Вы первая, кто мою домработницу в небрежности обвиняете…

А он единственный, кто, не разобравшись, невеждой меня выставляет. Только об этом лучше умолчать. Мне ещё лекцию слушать, что можно, а что нельзя делать, когда в паспорте твоём такая звучная фамилия красуется. И чем быстрее приступим, тем раньше я на Гришиной кухне окажусь - уютной и совершенно точно абсолютно стерильной.

Глава двадцать третья

Гриша





В общении с моим отцом приятного мало. Если ты не мэр, важная шишка из администрации или его деловой партнер – пощады не жди. Там, где любой другой тон сбавит, улыбку на лицо нацепит, чтоб безжалостность фраз смягчить, мой, наоборот, еще пуще нахмурится. Причем так, что от одного вида его угрюмой физиономии тебе непременно захочется убежать подальше. Не оглядываясь, чтобы взор его сквозящий укором не ощущать и глупости, что он с важным видом вещает, не слышать. Вот так и будешь сидеть, сгорая от нетерпения, пока инквизиция к концу подойдет, а ожидание это, между прочим, изрядно изматывает. Наверное, именно поэтому, как только мы из кабинета его вышли, Стеша в себя бокал шампанского опрокинула, зло меня взглядом своим ледяным полоснула, и стоило в машине моей отказаться, предпочла провалиться в сон. Спасительный, в котором наверняка ни мне, ни родственникам моим наглым, места нет.

И пускай. Ведь это в сотни раз лучше, чем всю дорогу обсуждать, какой на самом деле самодур и высокомерный индюк мой великовозрастный родитель.

– Вы теперь не просто миловидная блондинка из простой рабочей семьи. Вы теперь нашу фамилию носите, Стефания. В грязь лицом упадете, а пострадают все. А я, знаете ли, жуть как не люблю из-за чужих ошибок страдать. Понимаете? Не нужно ведь напоминать вам о таком понятии, как ответственность? – это же надо было такое ляпнуть! Еще и в кресле своем развалился с бокалом коньячка в руках. Всякую ересь нес да дорогущий напиток свой смаковал, пока я от стыда чуть на месте не провалился, а Стеша от ужаса бледнела, явную угрозу в его речах без труда распознавая. Влипли. И я, и девчонка эта, что по моей вине десять минут в кресле ни жива ни мертва наставлениям бизнесмена внимала. Куда ходить можно, а куда даже заглядывать запрещено; что говорить допустимо, а за что и по шапке схлопотать можно. А на фразе: «И чтоб без глупостей!» и вовсе от страха до хруста пальцы свои заломила.

Неторопливо виляю по пустым улочкам ночного города, а пассажирка моя, лбом к стеклу привалившись, ни одного звука не издает. Не сопит, храпом в пути меня не развлекает и дышит так тихо, что под конец я не выдерживаю – педаль газа в пол вдавливаю, и стоит у подъезда остановиться, внимательно на супругу свою смотрю. Прямо на грудь, что благодаря разъехавшимся полам ее облезлой шубки, сейчас как на ладони. Разве что корсажем платья скрыта. Вроде хорошо все: поднимается медленно, и также спокойно вновь вниз опускается. Интересно, какой у нее размер?

– Ты чего? – я в ее вырез пялюсь, слегка вперед подавшись, а она так не вовремя веки приоткрывает! Неторопливо, даже потянуться хочет, ведь тело наверняка затекло, да только стоит мозгу включиться, как планы свои девушка тут же меняет. Быстро и шубу свою на груди запахивает, руками для надежности придерживая, и молниеносно остатки сна прогоняет, теперь во все глаза на меня таращась. Отлично! К гадалке не ходи, решила, что я маньяк. Вон каким ужасом озера ее голубые наполнились.

– Ничего. Проверяю, дышишь ты или нет, – сомнительное оправдание, но в такой ситуации и оно за правду сойдет. Тем более что первые пару секунд я именно этим и занимался. Пока не рассмотрел кружевную отделку ее кружевного бюстгальтера, что из-под плотного лифа вечернего платья показался. Рассмотрел и задумался – умеет ведь Щепкина удивлять! Я думал белье у нее простое, без излишков там всяких, из хлопка натурального, а тут такое…

– С чего бы мне не дышать?

– А черт его знает. Папаша мой кого угодно своей болтовней в могилу сведет, – ведь не преувеличиваю. Галя до сих пор считает, что папа сестру ее своим вздорным характером допек, вот сердце и не выдержало. Двигатель глушу и, ничего лучше не придумав, молча на улицу ретируюсь. А то, не дай бог, отчитывать начнет, а два умудренных лектора за день для меня перебор. Не потяну – Стеша немного передохнула, а я с шести утра на ногах. Так что ради приличия могла б и поторопиться. Чего сидит, в мех пальцами намертво вцепившись? Не думает же, что я на ней одежду рвать начну?

– Он у тебя ничего, – нет. И шубу в покое оставляет, и улыбается, неумело переживания за улыбкой пряча, еще и на вранье силы находит. – Только требовательный очень.

Требовательный! Не то слово! Повелось уж так, только себя и слышит и правды чужой не признает.

– А ты в голову не бери. Живи как жила, журналистам до нас дела нет. Идем?

Двери подъезда галантно перед супругой распахиваю, а сам прикидываю в уме, какова вероятность, что эти причуды ее достоянием общественности станут? Я ведь не вру, прессе на меня начихать, но вот пару заголовков о том, что невеста у Полонского не абы какая, а дама со странностями, ни один писака наклепать не откажется. Раструбят о ее трудностях на весь город, а мне расхлебывай потом: успокаивай, извиняйся, и старайся не краснеть, когда на очередном приеме в нас пальцем тыкать начнут.

– Что со светом? – раз пять выключателем щелкаю, а мрак этот никуда не девается, благо окно не зашторено, хоть уличные фонари подсвечивают!

– Господи, я ведь счетчик вырубила!

Видите! Счетчик! Интересно, она всегда так? Мне, конечно, самому приходилось пару раз домой сломя голову нестись, чтоб убедиться, что я утюг выключил, но до такого никогда не доходил. А она вон, как электровеник по квартире носится и вентили открывает, вновь блага цивилизации в мою жизнь возвращая…