Богиня

****

Весь прошлый год я работала медсестрой в детской поликлинике. Я всегда любила свою работу, но сейчас она обрела для меня особый смысл. Дети — самые лучшие пациенты. Им все интересно, им все нужно потрогать и узнать. Я умела отвлечь ребенка, делая ему, укол и после моих капельниц никогда не было синячков. Родители благодарили меня, но самой лучшей похвалой было выздоровление маленьких пациентов.

Странные сны мне по-прежнему снились, но теперь более осмысленные. С каждым годом персонажей становилось все меньше и меньше, и короче были периоды, между появлениями одних и тех же людей. Пока в итоге не осталось около двух десятков мужчин и столько же женщин. Я даже научилась их узнавать и дала им свои имена.

Многие люди были из нашей эпохи, кто жил в Европе (теперь я узнавала города и языки, на которых они говорили), кто в Америке, кто в Азии. Но некоторые были из эпох, уже закончивших свое существование. Например, юноша, который мне запомнился в детстве (светловолосый хмурый мальчишка, непослушный и дерзкий, которого пороли кнутом на конюшне) должно быть жил толи в девятнадцатом, то-ли в начале двадцатого века, в каком-то каменном доме (наверное, в замке, но полуразрушенном и неухоженном), в северной неприветливой холодной стране. Возможно Шотландия или Скандинавская страна. Я иногда смотрела его глазами за бесконечными ледяными просторами, из окна, и такая беспросветная тоска охватывала меня. Чахлая низкая растительность, грустный хмурый пейзаж — нет, не хотела бы я там жить. Вот и он, только немного подрос — сразу сбежал на войну.

Да и девушка, проводившая все свободное время перед зеркалом и на балах, а потом выступающая на сцене в шикарных длинных платьях ездила по улицам в каретах, и в ее доме горели свечи вместо привычных лампочек.

Я до сих пор, спустя многие десятилетия, не могла понять, что мне сниться и зачем. Даже когда я немного выучила английский язык (Алексей настоял в свое время, мы часто разъезжали по заграницам), и стала понемногу разбирать некоторые слова во сне — ничего не прояснилось.

Люди смеялись и плакали. Дрались и убивали. Любили и ненавидели. Иногда между кусками жизни проходили десятилетия, иногда несколько дней. По какому принципу отбирали сны? Не известно.

Светловолосый викинг (как я называла про себя того мальчишку, а во сне он звался Грант) со временем превратился в настоящего воина, жестокого и кровавого. Он достиг неимоверных высот в умении убивать. Был и наемником, и офицером, и генералом, и пленным, и заключенным. Я видела его ведущим за собой войска в бой, и сидящим в кресле, неподвижно часами, склонившись над картой. Видела его, прикованного кандалами в темной сырой камере и на допросах. Видела, идущим на плаху. А потом, как он опять нанимается солдатом и мокнет в траншеях под дождем. Он собственноручно расстреливал пленных и казнил своих подчиненных за предательство и ослушание приказов. После того, как он сбежал от властного и жестокого отца, «викинг» служил юнгой на корабле, был и в Индии и в Китае, в Америке и Мексике. Он участвовал в революциях и переворотах, свергал правительства и ставил на трон самозванцев. Его назначали главнокомандующим, дарили титулы и земли. Его военному искусству пели дифирамбы, и прекрасные женщины бросались ему на шею. А потом объявляли предателем и шпионом, и заковывали в кандалы.

Были еще воины разных эпох, я узнавала фашистскую форму, мундиры российских офицеров, и самурайские мечи. Слышала английскую речь о наступлениях на южные штаты и что-то о Конфедерации. Понимала, что это гражданская война в Америке (что-то я помнила из школы, что-то сама читала). Красивые благородные офицеры в элегантной форме заставляли чаще биться мое сердце. Но почему-то честные, великодушные рыцари куда-то пропадали, а кровавый «Викинг» по прежнему никуда не уходил из моих снов. Больше всего я не любила сны, где убивали и калечили. Где стреляли пушки и взрывались гранаты. После таких «показов» я полдня приходила в себя. Хорошо, что их было немного. В основном мне показывали отрывки обычного, повседневного быта. Мне было стыдно и неудобно подсматривать за личной жизнью этих мужчин и женщин. Если бы я могла, я бы проснулась, когда они целовались со своими избранниками или занимались любовью. Но хроника не выбирала «приятные» или «не приятные» для меня моменты. Все было абсолютно обезличено и документально, как будто кто-то наблюдал со стороны, проматывая пленку. «Викинг», например, никогда не имел жены и детей, все его женщины были кратковременны и не серьезны. Вся его жизнь была война, начиная с детства. Его единственная семья и любовь. А вот «моя актриса» наоборот, много раз влюблялась «до гробовой доски». Мужчины дрались за ее благосклонность друг с другом на дуэлях и к ее ногам бросали состояния. У нее были две очаровательные дочери и красивый особняк на берегу моря (вроде Лазурный берег, но могу и ошибаться.)

Темноволосый «изобретатель» все более погружался в науку и почти не выходил из своего дома. Жена ушла от него, забрав все деньги — он даже не заметил. Он создал себе кухонный агрегат, который сам все делал по дому — и готовил, и стирал, и убирал, и гладил белье. «Эх, мне бы такой» - вздыхала я.

Я так привыкла к своим героям, что когда кто-то из них пропадал (а это все же случалось, пусть не так часто, как раньше, но все-же.) я искренне расстраивалась. Почему пропадают хорошие, добрые люди, а такие как «викинг» злобные и агрессивные остаются?

Но у меня во снах еще было много разнообразной толпы, и мне было интересно, чем же это все закончится? Неужели я до конца своих дней буду смотреть за чужой жизнью?

***

А три дня назад случилось неприятное событие - меня уволили по сокращению. Петр Петрович сказал, что сейчас тяжелое время, и хоть я и заслуженный работник, опытный и знающий свое дело, но мне до пенсии осталось всего ничего, а у нашей Лидочки, например, вся жизнь впереди. Будто у меня она завтра заканчивается!.. И до пенсии то мне еще пять лет. Но спорить я не стала, молча написала «по собственному» и забрала со стола свои нехитрые пожитки. Молодость... Она так эгоистична и жестока. И нашему главврачу кажется, что он всю жизнь будет молодым тридцатилетнем красавцем, а вот в пятьдесят — пора на свалку.