Страница 47 из 49
Я вернулась домой. Надо отдать должное моей охране: назад мы доехали быстро и без приключений. Хватиться меня не успели, но в Чандосе я застала Эойю.
- Приехала повидать тебя. При дворе ходят упорные слухи, что, потеряв благосклонность короля, ты ищешь примирения с супругом. А еще есть версия, что ты отвергла Его Величество, по уши втрескавшись в собственного мужа. Не терпится узнать, какая же из них верная.
- Выбери любую, какая придется по душе.
- Я серьезно.
- Я тоже.
- Ладно, тогда я спрошу тебя: не огорчишься, если я поиграю с королем в ту же игру, что и ты в недавнем прошлом? Мы сможем остаться подругами при этом?
- Мне совершенно безразлично с кем и во что он будет играть. Смотри только, не обожгись.
- Знаешь, вот теперь мне кажется, что вторая версия ближе к истине. Кстати, из-за твоего чертова муженька при дворе теперь такая скука, что просто смерть. Обманутые мужья все как один вспомнили о своей попранной чести и кинулись запирать жен в замках и монастырях. Просто какой-то "мятеж рогоносцев"! Даже О'Флаери запер Элеонору.
- Лизон меня уже известила.
- А Его Величество, представь себе, осаждает мадемуазель делла Кьера.
- Я думала, ты уже им занялась.
- Плохо же ты обо мне думаешь. Я сначала примчалась к тебе, между прочим. Цени!
- Ценю.
***
Проводив Эойю, я осталась наедине с тишиной.
Поставив дона Алонсо перед выбором, я поступила единственно правильным образом, как мне казалось. Я не сказала ему ничего об отлучении, потому, что не хотела, чтобы он думал, что это повлияло на мое решение. Но теперь, узнав о слухах по поводу нашей размолвки с королем, он мог подумать, что я в очередной раз пытаюсь сохранить свое положение при дворе, если не как королевская любовница, то как графиня Луис эль Горра. Я сказала ему правду о причине своего изгнания, но теперь боялась, что ему это покажется расчетливой ложью с целью произвести на него впечатление. И вот сейчас я ругала себя, с ужасом повторяя, что потеряю его из-за этой нелепой ошибки.
У меня мелькнула мысль о возможной беременности, и я даже не знала, радоваться мне или нет. Пытаться привязать его ребенком, которого он вполне может своим не признать, слишком унизительно. Я ни за что не стану этого делать. Пусть он родится бароном Чандос. В этом мире, по крайней мере, я встречу его с любовью. И если его отец любит меня, он примет меня такой, с моим происхождением и ошибками, с моими детьми. Так что, когда я уверилась в том, что не беременна, мне стало жаль. Беременность сейчас успокоила бы меня, я не металась бы как птица в клетке.
В конце концов, я забрала к себе Жанну. Моя дочурка, моя несравненная красавица-хулиганка, как бы я жила, если бы у меня ее не было! В Ла Курятнике она покрылась здоровым загаром и обзавелась крупной шишкой на лбу, поставленной в драке одним из многочисленных кузенов.
Миновала зима, срок моего полугодичного изгнания истек, а от дона Алонсо по-прежнему не было ни слуха, ни духа. Приезжал поверенный, обещал расторгнуть наш брак без всяких последствий для меня или дона Алонсо, просил подумать и дать ему ответ.
Я уже давно могла бы уехать из Чандоса, с началом весны комары делали жизнь на болоте невыносимой, но мне все казалось, что так я убью свою последнюю надежду. Я никак не могла набраться мужества, чтобы признать свое поражение и начать думать о том, как мне жить дальше.
По вечерам, собрав травы, я сушила их на террасе и подолгу замирала, глядя на низкое солнце над болотами. В один из таких вечеров Фиона сказала с каким-то удовлетворением:
- Вот теперь ты любишь. Ты не любила моего Филиппа, но я не держу на тебя зла. Ты ведь была еще совсем ребенок. А дон Педро, король, и все прочие.... Я уж думала, ты никогда не проснешься.
- Он не приедет за мной, Фиона.
- Да, не приедет. А чего ты ждала, после всего, что натворила? Ох, моя девочка, любовь - это боль. Но еще хуже, коли женщина проживет жизнь без любви.
- Бедная моя Фиона, - я обняла ее за плечи. Мы обе замерли, глядя на солнце, каждая со своей печалью.
- Дед Филиппа, хоть и неказист был с виду, а уж я в нем души не чаяла. Бывало, входит в двери, а у меня аж сердце останавливается. Ну и поплакала тоже довольно. И при нем и после.
- Фиона! И ты говоришь мне об этом только сейчас!
- А когда я должна была сказать? Когда ты и слова "любовь" толком понять не могла? - она рассмеялась старческим тихим смехом. - Послушай женщину, много пожившую на свете и много повидавшую, я ведь тебе и Жанне ничего кроме добра не желаю. И больше меня никто не обрадуется, коли вы еще в Чандосе останетесь. Только лучше тебе уехать сейчас. И ребенку здесь вредно, и ты сама... вон, на что похожа стала. Уезжай, глядишь, все наладится. У нас, у женщин, что у кошек, девять жизней, мы сильные.
***
Несмотря на совет Фионы, я все медлила с отъездом. До того дня, когда группа всадников остановилась у моста перед замком.
Узнав знакомые цвета, я вышла на мост. Я стояла под солнцем и смотрела, как дон Алонсо спешивается, и не могла двинуться с места. Где-то в горле застряли слезы, от счастья хотелось плакать и смеяться одновременно.
Он подошел ко мне и тоже стоял молча, смотрел на меня.
- Ну, наконец-то, вы приехали, а то она уже извелась вся, - сказала Фиона где-то за моей спиной.