Страница 12 из 49
Моя дочь родилась в конце июля, здоровой и розовенькой, как все дети в нашей семье. Роды были быстрые, помогала мне Фиона.
Я назвала малышку Жанной и просила двух святых дев - Жанну Северную и Жанну Южную - принять мою доченьку под свое покровительство. Крестной матерью Жанны стала Эойя, крестным отцом - мой брат Жак.
Появление маленькой Жанны на свет принесло много радости. Фиона просто помолодела от счастья. Мой отец относился к Жанне благоговейно и заявил, что она самая красивая из его внучек, вызвав маленькую семейную бурю. Я сама, испытав муки материнства, теперь наслаждалась его радостями, глядя на пушистую головку, прижимающуюся к моей груди.
Лишь король, отец Жанны, никак не отнесся к рождению дочери. Он совсем не интересовался своей старшей дочерью, Юлией, она даже росла вдалеке от двора, в замке герцогини де Круа. Говорили, она вполне может быть незаконнорожденной, и этим объясняли холодность короля. Ко второй дочери, Марии, он тоже был равнодушен. Осенью королева разрешилась от бремени мертвым мальчиком, и лишь это его огорчило. Но я не теряла надежду - некоторые мужчины начинают интересоваться детьми лишь после того, как им исполнится три-четыре года.
***
Энрике приехал поздравить меня с новорожденной позже всех, он был на похоронах своей бабушки, старой графини. Хоть в последнее время мы с ней и не ладили, я помолилась об успокоении ее души, вместе с душами Филиппа и Педро. Каждый год я поминала обоих, но в этот год у меня было особенное чувство. Роди я ребенка одному из них, сыну или дочери было бы уже от семи до четырех лет. Судьба распорядилась иначе, но в своих молитвах я просила их помогать Жанне на ее жизненном пути.
Следом за Энрике приехал О'Флаери. С ним у меня состоялся следующий разговор:
- Алисия, я приехал поговорить с вами. Не знаю, известно ли вам, но у короля сейчас новая пассия в столице. Дочь гранадского эмира.
- Вы уже третий человек, кто поспешил меня этим обрадовать.
- Я сказал это не затем, чтоб вас встревожить, ему она скоро надоест. Не в этом дело, я хочу поговорить о другом. Вы и я, у нас много общего. И у вас, и меня происхождение оставляет желать лучшего. Но у нас есть кое-что получше - мозги. Ими мы и пробили дорогу в жизни. И сможем добиться еще большего, если станем союзниками.
- Я не вполне вас понимаю.
- Есть вещи, которые мужчина не может сказать мужчине. И наоборот, некоторые вещи женщины могут знать, но обсуждать их с мужчинами не стоит. Канцлер Монтиньяк стареет, и это не прибавляет ему мудрости, к сожалению. В недалеком будущем я хочу занять его место. Я могу говорить королю о том, как лучше поступить, и говорю часто. Но вы сами знаете, как он умеет не слушать, если не хочет. И потому мне нужна женщина. Умная женщина, которая будет говорить ему о том же, но иными словами. Не убеждать его, как я, но настраивать на нужный лад. Моя выгода вам ясна, не правда ли? Сейчас я расскажу о вашей. Стабильность, вот что вы выиграете. Я буду безжалостно отсекать всех ваших соперниц. Ну и, разумеется, если у вас будут какие-нибудь пожелания по поводу вашей семьи... Я думаю, в наших силах будет это устроить.
- О'Флаери, вы прекрасно знаете, если вы предложите что-то полезное, я всегда готова вас поддержать, - сказала я, осторожно подбирая слова. - Но если вы станете предлагать то, что идет вразрез с моей совестью, я не буду на вашей стороне.
- Что ж, Алисия, думаю это хорошее начало. Но, боюсь, моя помощь понадобится вам раньше, чем вы предполагаете.
***
Смысл последней фразы я поняла лишь несколько дней спустя, когда О'Флаери с Энрике уже уехали, застав Лизон плачущей в беседке в саду.
- Он уехал, что мне теперь делать?! - рыдала она.
Расспросив плачущую сестру, я стиснула зубы. Она, дура, влюбилась, отдалась ему, а теперь испугалась, поняла, что наделала. Но Энрике просто подлец. Уж кто-кто, а он, который чуть ли не каждый день заявлял, что никогда не женится, он, который прекрасно знал, что и так Лизон едва ли блестяще выйдет замуж, почти без приданного и с незнатным происхождением, он, у которого и без того хватало женщин, в столице, в поместье, где угодно...
Я велела собирать вещи, мои и Лизон. Потом подумала и решила взять с собой Аннет. Я посоветовалась с Фионой, и она, мрачно усмехнувшись, дала флакон, который мог мне пригодиться.
Мы отправились в столицу, вслед за Энрике и О'Флаери. Удостоверившись, что они там, я нашла ближайшую церковь и сделала щедрое пожертвование.
Днем я, как ни в чем не бывало, встретила Энрике с Вильруа на прогулке и пригласила зайти в гости. Вечером мы втроем долго вспоминали старые, добрые времена за чашей хорошего вина. Вильруа, как обычно, много не пил и рано откланялся, хотя его жена и была на севере, в своем имении. Энрике, по обыкновению, перебрал. К тому же зелье, что дала Фиона, действовало безотказно, он стал кротким, как ягненок.
Священник, который ждал в открытой церкви, несмотря на поздний час, обвенчал их с Лизон. Свидетелями были Аннет и торговец тканями, живший по соседству. Потом мы погрузили новобрачных в повозку, и они отправились проводить первую брачную ночь в трактир за городом.
Я дала Лизон самые подробные наставления о том, как себя вести утром. И навестив молодоженов в полдень, с удовлетворением отметила, что она в точности последовала моим указаньям.
Энрике беспомощно щурился и, преодолевая страшную головную боль, лепетал, что не мог ни при каких обстоятельствах совершить такую глупость как женитьба. Я подробно ему поведала о вчерашнем вечере, о том, как он откланялся следом за Вильруа, и как утром я обнаружила, что Лизон не ночевала дома, а Аннет призналась, что вчера ночью была свидетельницей на их тайном венчании.