Это игра

Олег не стал сопротивляться. Эта ситуация так давила на него, и в тоже время так его интриговала, что он решил полностью плыть по течению, как дохлая кошка плывет по реке, теряя шерсть.

– Зачем это? – прошептал Олег.

– В общем-то, и не зачем. Ответить – для красоты? Ну, нафига нам всем красота… Ты это, не на то внимание обращай.

– Я же ничего не вижу.

– Правильно. Так и надо. Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла. Ты сегодня видел, как радуются люди, которые не видят зла, не слышат зла, не говорят зла.

Корешков усмехнулся.

– Это иллюзия.

– Вот. Уже начинаешь соображать. Ты чудовищем стать не боишься, Олежа?

– Я уже и так им стал.

Олег почувствовал, что краснеет.

– Относительно кого?

– Людей.

Олежа краснел и краснел, кровь прилипала к коже, а кожа – к сухому воздуху комнаты с зеркалом-змеей, золотой рыбкой и красным сыроподобным диванчиком.

– А себя? – спросила Муся. Её голос начал усыплять Олега и даже нравиться.

– Я себя люблю в любом состоянии, – Сказал Олег. Послышался кашель джентльменов за столом. Муся стала ходить вокруг Олега.

– Значит, если ты впустишь в себя зло и станешь чудовищем, то продолжишь себя любить?

– Наверное. Если для всех ты чудовище, то ты чудовище объективно. Но люблю себя все равно.

– Как видишь, твое восприятие отличается от иллюзорного восприятия других людей. Они, уже давно ставшие чудовищами, создают иллюзию, что никакие они не… Я даже говорить боюсь. Тише! Они – нормальные люди, и все тут! Когда тебя все считают чудовищем, то они, эти все сами того не ведая дают тебе наивысшее благо. У тебя не остается шанса не принять эту игру, так? И ты идешь на поводу – да, Я чудовище. Это называется принятие. И чем больше ты понимаешь это, тем больше у тебя открываются уши и выше поднимаются веки. Тебя, признанного злом, больше не должно волновать отсутствие этого самого зла. Ты открываешься миру, и, поскольку ты уже и так брошен в грязь щупальцами общественного мнения, то грязь и зло, которое нормальные люди не слышат, не видят и не говорят для тебя и не грязь вовсе, а так, среда обитания. Ты ничего не оцениваешь. Ты просто барахтаешься в грязи, как барахтался в ней сразу после рождения. Есть ты, есть она. Да, Я принимаю это, говоришь Ты себе. А другого выбора нет. Ты верно сказал – когда все тебя считают чудовищем, то ты вроде бы как и чудовище взаправду. Еще одна коллективная иллюзия. Принятие этой роли дает восприятие мира целостно. И ты начинаешь понимать, что ограждаться от зла зачастую означает превращение в это самое зло. Не видеть собственных чудовищных дел, собственного внутреннего монстра, не слышать его и не говорить его проклятым голосом – не значит им не быть. Это иллюзия, Олег. Стремление быть хорошим. Ведь если ты плохой, тебя не будут любить. Люди так бояться этого, что готовы быть хорошими любой ценой. Но вместо того, что бы приручать своего внутреннего монстра, они скрывают его покрывалами иллюзий. Играют, Олег. И игра эта не для одного. Достаточно зачастую вписаться в группу лиц, играющих по правилам одной иллюзии, и все. Ты хороший, ты получишь, возможно, свой кусок любви. Главное, не срывать масок, потому что мы все договорились, что будем игнорировать внутренних чудовищ. А если мы их все игнорируем, то их как бы и нет. НО ОНИ-ТО ЕСТЬ!!!!! Для этого и нужна жертва. Понимаешь?

Вижу, что нет. Это и не нужно понимать, это нужно только прочувствовать. Слушай. Слушай зло. Впускай его в себя.

Жертва, Олежа, это тот, на которого указали – ты монстр. Ты зверь, тебе придумали число и печать. Потому что, какая же иллюзия может называться общественной без символа и вещи? Вокруг чего будут собираться, и продолжать иллюзию?

Жертву называют монстром и загоняют тем самым в угол. Жертва берет на себя чужие грехи и… нужно выпустить пар. Но не на себя же этот пар нагонять?

С тебя смеются и ненавидят. Потому что ты разрушаешь их иллюзии. А где смех – там и ненависть, Олежа. Где шипы – там и розы...

.

.

.

Зеркало с глазами вокруг самого себя упало и разбилось с треском.

.

.

.

Бам!!

.

.

.

Олег вздрогнул, понял, что на глазах нет никаких камней, посмотрел на целое зеркало на стене, потом – на сидевших за столом джентльменов. Их было шестеро. Все в смокингах, с сигарами. Некоторые в шляпах, некоторые – без. Все курили и смотрели на Олега. Хитрый и насмешливый прищур джентльменов говорил: еще чуть-чуть и темное пространство комнаты пронзит хохот и отбросит Корешкова к противоположной стене, к тому самому комоду, из которого Муся доставала черные и красные камушки.

А вот и наша Муся.

– Эй, ты что, заснул?