Это игра

Все трое загоготали. Олег стоял с открытым ртом, но не знал, что сказать.

Трио снова подобрало шмотье и кинуло им в Олега. Тот пришел в себя и сразу же из себя вышел – он начал разбирать одежду и понял, что там, помимо обычных вещей шла черная мантия с разноцветными заплатами, до щиколоток, с капюшоном.

– Что за маскарад и зачем?! А это что еще?! – Олег только сейчас увидел черно-красные колготки. – Я не собираюсь это напяливать!! Не подходите ближе!!

Трансвестит-блондинка, Барбара, вздохнул и подошел к Олегу.

– Я не собираюсь выступать паяцем!! – орал тот.

Олег зарычал и достал из карманов куртки своей капитанской два пистолета. Он направил их на трех «женщин» и продолжил рычать:

– Отошли, бесноватые, не то гланды вырву, пальцы в узоры заплету, отобью почки так, что будете кровью мочиться!…

Олежа не договорил: тройка ответили ему пятью пистолетами: тремя дамскими и двумя... пистолетами Олега. Белый магнум и серебристый кольт. А в руке Олега, оказывается, был...

Я даже не могу сказать. В общем, ему вместо пистолетов кто-то (угадайте, кто) подложил, простите... ну эти, ими еще женщины пользуются...

Фаллоимитаторы ему кто-то (угадайте, кто) подложил. Фаллоимитирующие.

Корешков выбросил их, и упал на колени.

– Я больной человек!! – завопил Олег.

– Похмельем. А там есть выпивка. Бесплатная, потому что денег у тебя нет.

– Выпивка?

– Наши господа сказали, что это – единственный способ вернуть маяк... – сказал третий трансвестит. – И это не колготки, а на руки одевается. Такой у тебя костюм. Ты в «мафию» умеешь играть?

– Чего?

– Понятно. Девочки...

Дамы спрятали пистолеты и, блеснув глазами, опустив покорно плечи и всем видом стараясь вызвать у Олега Корешкова эрекцию (Олежа держался, пахли они все по-мужицки, как ни кокетничай), взяли его за куртку и за телеса и потащили в комнату. Олег орал до той секунды, пока горлышко бутылки с зеленым пойлом не оказалось на его нижней губе и не было тот час же покрыто губой верхней. Просто кричать и пить – очень неудобно. Можно поперхнуться и сдохнуть. Попробуйте.

Я официально снимаю с себя ответственность за идиотов, которые попробуют, поперхнутся и сдохнут. Нет, это будет хорошо для человечества, но меня-то могут посадить, а это перечеркнет выигрыш человечества, такой вот трагедией для него же, для человечества. Вернемся.

Олежа бухал, травести схватили его за бутылку, за голову, за руки, дали ему по заднице, по спине, повалили на пол, Муся принесла весло и ударила им Олега по плечу – все равно пил. Понемногу, но посасывал. Только когда Барбара дала Олегу под дых, он упустил бутылку. Там уже все равно ничего не осталось.

Корешков отрыгнул. Травести отошли, замахали веерами. Олег подумал, что его вырвет, то же самое подумали и трио, когда Олег... нет, не вырвал, но снова рыгнул. Веера заработали вдвое сильнее:

– Ну и ну!

– Олежа, да ты гений отрыжки! – сказали персоны.

– Тупо фу!

Олежа вдруг понял, что ему по кайфу. Вся эта ситуация вдруг оказалась очень приятной. Даже трансвеститы не напрягали. Ну, трансвеститы, ну и что.

– Меня Олег. – Промурчал Олег. Потом он понял, что не нужно было так много пить и все поплыло.

Корешков очнулся от того, что чей-то пищевод внутри бешено отрыгивал отсутствие завтрака. То есть, если бы завтрак был, Олег сейчас бы блевал. Но поскольку желудок был пустой – просто выливалась какая-то жидкость. Олег понял, что это все делал его собственный пищевод.

С осознанием своего тела пришло ощущение боли – лицо горело, и Корешков вмиг понял, почему – трио травести нещадно лупили его по щекам и подбородку:

– Очнулся!

– До выступления два часа! – сказали персоны.

– Вот придурок!

Олега потащили на красный диванчик с бардовыми проплешинами и дырками с желтым поролоном, который был похож на ядовитый сыр. На сыр был похож и сам диван, на красный сыр с желтыми дырками, похожими на ядовитый сыр с бардовой плесенью. Сыр, похожий на сыр, похожий на сыр. Олежу кинули в мягковато-упругое царство подушек. Олег уже ничего не хотел и не чувствовал. У него вырвалось:

– Мафия – это игра где нужно по очереди всех мочить?

Трио, которое было похоже на крадущихся тигров к загнанной зебре, вмиг повеселело.

– Да! Мозги наконец-то начали шевелиться!

– Кто вы такие? Вы реально мужики? – поинтересовался Олег, обронив с онемевших губ вязкую нить слюны.

– Наши тела тебя не касаются. Мы просто образа, но не на стенах, а в проекции твоего разума на амальгаму окружающей реальности. Мы – трио-балаган «Персона». Я – Муся. Это – Барбара. А вот у нас Юнона. Мы – персоны, оболочки, образы, иллюзии, отражения, фрики, проныры, лентяи, бестолочи, бродяги, отклонения, чревоугодники, алкоголики, уроды, клоуны, мерзавцы, тунеядцы, шкуры, шмары, бляди, стервы, лярвы, тени. Нет, мы не духи, привыкшие вычитать. Нет, мы не духи, привыкшие складывать. Нам нечего и делить. Преумножением мы тоже не занимаемся. И в параллельных линиях от плюс бесконечности до минус бесконечности мы видим лишь параллельные отрезки от нуля до плюс одного, а может и до минус одного. Получается знак равенства, но нам все равно, равно и как ответ на вопрос от нуля ли до плюс одного или от нуля ли до минус одного идут отрезки, образующие знак равенства. Все равно там будет значение ноль. Все равно там будет уровень «ни здесь и не там». Все равно нам будет не на что умножать, делить, складывать и отрицать. Нам все равно и можно так, потому что нас как бы и нет. Мы лишь персоны, оболочки, образы, иллюзии, отражения, фрики, проныры, лентяи, бестолочи, бродяги, отклонения, чревоугодники, алкоголики, уроды, клоуны, мерзавцы, тунеядцы, шкуры, шмары, бляди, стервы, лярвы, тени. Мы не хлеб, но нас так же требует толпа. Мы не потребность, а лишь иллюзия утоления её. И чем больше вы зарываетесь в уютную влажную амальгаму зеркал, выставляемых нами, тем больше вы хотите еще, но мы никому не даем. Мы сладкие и горькие одновременно, иногда – кислые, иногда – соленные. Но это уже извращение. Хотя нам – можно. Потому что мы ведь только персоны, оболочки, образы, иллюзии, отражения, фрики, проныры, лентяи, бестолочи, бродяги, отклонения, чревоугодники, алкоголики, уроды, клоуны, мерзавцы, тунеядцы, шкуры, шмары, бляди, стервы, лярвы, тени. Мы – не ты ни в коем разе, нет, даже и не думай. Даже думать не смей о том, что мы похожи на тебя. Не думай о том, что эта грязь всего лишь твое отражение, не думай об этом, не думай, не думай!! Потому что нас как бы и нет, и нас как бы и да. Все равно. Мы как бы и тут, но как бы в совершенно другом месте. Мы немного за гранью, но немного и в центре. Мы совсем не такие, как ты мог бы подумать, но и не такие, как ты бы подумать не смог. Мы танцуем танго под звуки треснувшего гонга. Мы – недоеденная лапша на усах слепого мальчика с Гонконга. Мы – разорванная плева влагалища Ирины Марковны, которая, между прочим, была старая дева. Мы – розы шип, об который укололась девочка и слюнявит палец. Мы – бельмо на глазу, но довольно про нас, alles!