Страница 15 из 174
Ласки для него были, увы, таким же попранием границ и такой же агрессией, в конечном итоге.
Урод.
Палец снова ударил по краске, трещины которой превратились в островки голой шпаклевки. Шелуха старой покраски обожгла кожу и пала вниз, на грязный голый пол, от которого веяло прохладой. Обрубок левой руки заныл. Стало чуть легче.
Урод.
Буйство ассоциативного мышления Палеца работало против него же. Прикосновения не уходили. Удары не уходили. Чужое дыхание не уходило. Другие тела оставались на теле, ненавистном, мешающем думать собрании живой материи.
Урод.
Слишком сильно сковывала мысль телесная оболочка. Вместо того, что бы наслаждаться мышлением, Палец погрязал в ощущениях, и границы явно были прорваны, отчего Виктор чувствовал себя утратившим целостность. Патологическая брезгливость и отвержение физического не находили лекарства.
Палец не лечился. Он сам был врачом. Он лечил других. Ирония порой бывает очень страшной.
Но были воспоминания, которые возвышали дух над телом. Виктор боролся с ощущениями созерцанием. Он лепил фотографии, газеты, страницы из книг на стены, шкафы и столешницы. Вся мебель в этих воспоминаниях.
В основном, на фотографиях был он и девушка, чернявая, с холодной серой сталью в глазах. Они не обнимались, но нежно смотрели друг на друга. Всегда. Иногда на фотографиях можно было увидеть, как они вытягивают друг к дружке ладони, едва прикасаясь подушечками пальцев. На некоторых фотографиях было другое: лицо к лицу стояли Виктор и чернявая девушка. Расстояние между их носами и губами было незначительным, не более сантиметра. Палец вспоминал эти моменты, когда напротив его синих глаз были коричневые глаза Раисы. С той девушкой они менялись запахами, взглядами, намеком на близость, лишенными агрессии ощущениями.
Никогда не целовались. Никогда не занимались сексом. Только любовью.
Уроды.
Пока агрессия не вторглась в их мир. Навязчивой мыслью этот больно бьющий факт прошелся дрожью по спине:
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Пока агрессия не вторглась в их мир.
Палец открыл глаза, вздрогнул – рядом была она.
Уродка.
– Пошла отсюда! – крикнул Виктор. – Пошла!
Рая задрожала, губа её упала вниз, потянув все остальные мышцы лица, как будто бы женщина хотела скинуть его, чтобы не травмировать Палеца. Рая заскулила, а Виктор поднял вверх электрошокер.
– На стол, быстро! Быстро!!
Раиса Палеца послушалась. Она сама забралась на стол. Сама Рая зафиксировала руки – еще давно Виктор придумал такую систему для того, чтобы приковать Раису к столу для процедур: как только Рая засовывала руки между двумя половинами браслета и давила вниз, замок открывался, и металлические полубраслеты делали полукруг и смыкались сверху раисыного запястья. Обратно Рая всегда возвращалась после наркоза – Палец мог даже одной рукой открыть браслет, не рискуя тем, что Рая на него набросится.
– Препарат 24/45-67. – продиктовал себе Палец, записывая новую анкету той бормотухи, что была в шприце рядом с предплечьем Раи. Он колол её уже десять лет. Он перевел десятки тысяч мышей, пробуя на них. Он подсадил всех бомжей на свой наркотик (синтезировать его оказалось в миллионы раз легче, чем лекарство), чтобы они за долги и за новую дозу давали ему вкалывать прототипы разрабатываемого препарата. Многие дохли, многие болели. Одно точно – лекарство не годилось для человека, ибо с болезнью убивало и здоровье. Будто бы здоровье расценивалось как дорогущий кредит, взяв который все равно заплатишь жизнью. Либо многие лета болезни, либо маленькая, но здоровая жизнь.
Позволить себе решать за Раю Виктор не мог. Посему продолжал искать. Рая все деградировала, полнела, стала вонять ацетоном, забывала человеческую речь. Все, что осталось – это любовь к Виктору, усиленная многократно, уродливая, слишком похотливая для такого сумасшедшего эстета.
Сначала Палец сделал Рае капельницу. Только лишь для того, чтобы рассеять прошлую инъекцию. Сжечь ее в крови. Рая тихо зарычала – по вене пошло малоприятное жжение.
– Терпи Рай, терпи. – Прошептал Палец. По щекам урода текли слезы. Видеть это он не мог, но понимать, что бессилен перед болезнью – не мог еще больше.
Перед болезнью!
Он, гениальный врач! Бессилен!
Нет, не мог Палец смириться с этим. Не мог.
Смешивать препараты было нельзя. Один раз Рая чуть не умерла. Нет, слишком большая ошибка. Нельзя было допустить такое. Иногда Палец об этом и подумывал, что бы убить Раю. Но это означало бы сдаться. Проиграть главный вызов своей жизни. Тут тоже все дело было в границах – обстоятельства должны были быть вокруг, но не внутри. Нет, он не сдастся и вылечит её. Несмотря ни на что.