Страница 39 из 52
- Вы когда-нибудь влюблялись? - спросил он, наконец, у Последнего-из-индейцев и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Это в чём-то похоже. Пока ты не нашёл своего автора, ты гадаешь, он это или не он. Смотришь на его словарный запас, оцениваешь воображение, отмечаешь уровень креативности, трудолюбие и упорство, измеряешь образность мышления, взвешиваешь восприимчивость к вдохновению. И всё продолжаешь оценивать и гадать, потому что не уверен. А когда находишь своего автора, на тебя словно снисходит знание: это - он.
- А если ошибёшься? - отчего-то шёпотом спросил Последний-из-Индейцев. - Если ошибёшься и уйдёшь не к тому автору - что тогда?
- Не знаю, - честно ответил Хроники. - И надеюсь никогда не узнать.
Отличающийся нахальными манерами и прыщами на лице, юный гувернёр Станька, а для школяров - Стантин Ксаныч Бысь всерьёз беспокоился за своё душевное здоровье. Последние несколько дней с ним приключилось сразу несколько странных приступов: на некоторое время он словно терял сознание, а когда приходил в себя, обнаруживал, что перед ним лежат исписанные его почерком листы бумаги.
Болезнь прогрессировала - если во время припадков под рукой не оказывалось бумаги, то гувернёр исписывал салфетки, бумажные обои, скатерти и даже собственную левую руку.
Написанное во время приступов приводило Станьку одновременно в восхищение и ужас. В восхищение, потому что ему очень нравились увлекательные истории о таинственных преступлениях и о блестящем сыскаре, раскрывающем их. В ужас, потому что в разгар самых напряжённых расследований в тексте вдруг ни с того ни с сего появлялись чрезвычайно интимные сцены, например, "следы взлома были почти незаметны, и сыскарь, достав лупу, стиснул её в страстных объятиях". Дальнейшие описание были столь подробными и красочными, что юный гувернёр, имеющий, несмотря на нахальные манеры, сугубо теоретические познания о такого рода отношениях, неловко краснел и мучительно ёрзал на стуле.
И истории про сыскаря, и смущающие Станьку интимные сцены были написаны его почерком, и ему оставалось только гадать, кто же управляет его рукой во время писарных приступов. Не иначе - демон. А скорее всего - даже два.
- Мариана, что это такое? - загромыхал над девушкой голос господина Завирайло-Охлобана.
Маша подняла взгляд и увидела в руках у владельца писарни последние две копии "Нюансов", которые она сдала только сегодня утром.
- Я спрашиваю, откуда там взялась эта история? - продолжал греметь владелец писарни, и сердце девушки ухнуло вниз. Ну, вот теперь точно всё, её обман раскрылся.
- Я не знаю, - со слезами в голосе ответила Маша. - Я переписывала "Нюансы", а потом вдруг - раз! - и я прихожу в себя, а передо мной исписанные моей рукой листы, а на них - эта история.
Господин Завирайло-Охлобан крепко задумался; над столом девушки сгустилась напряжённая тишина. Вытерпев, сколько смогла, Маша не выдержала:
- Вы меня теперь уволите?
- Нам пришёл заказ на целых двести копий "Нюансов", - невпопад ответил владелец писарни. - Они расходятся по городу с удивительной скоростью! И, поверь мне, девочка, - вдруг перешёл он на проникновенный тон, - их заказывают не потому, что кому-то интересно читать про военные подкопы. Их заказывают из-за этой истории про мертвеца. Я уже приказал выкинуть первые двадцать страниц, тех, что из "Нюансов" - они ведь никому не нужны, и нанял полдюжины новых писарей-копировщиков, потому что, чует моё сердце, скоро нам поступят новые заказы.
Из всех рассуждений господина Завирайло-Охлобана Маша услышала только то, что он нанял шесть новых писарей, и поникла.
- Я больше не буду работать у вас копировщицей, да? - обречённо спросила она.
Владелец писарни отстранённо ответил:
- Нет, копировщицей ты больше не будешь, - и, заметив, как переменилась в лице девушка, добавил: - Мне нужно, чтобы ты сочинила новые истории. Такие, чтобы нам заказывали десятки и десятки копий. Это же золотая жила!
- Но я не знаю, как это произошло! - не на шутку перепугалась Маша. - Это просто случилось, я тут ни при чём! Я не смогу...
- Сможешь, - оборвал её господин Завирайло-Охлобан. - Ты уже приманила одну книгу - сможешь приманить и другие.
Лексан Паныч забросил пациентов, регулярно забывал ужинать, а порой и возвращаться домой. Обеспокоенная жена с тревогой наблюдала за тем, как её супруг либо запойно исписывает страницу за страницей, либо яростно комкает листы и разбрасывает их по комнате, приговаривая "Не то, всё не то!"
Попытки отвлечь врача-амуролога от его одержимости ни к чему не приводили.
Когда-то искренне считавшая, что не может быть худшей напасти, чем пьянство, супруга Лексана Паныча начинала сомневатсья в верности своего суждения.
Исписавший во время повторяющихся приступов все стены и простыни в своих комнатах, юный гувернёр отчаялся найти помощь у лекарей и подался к экзорцисту, хоть молва и ославила того шарлатаном. Принёс ему одну из написанных во время приступов историй, самую любимую, про окружённый болотами старинный замок и бродящий по нему призрак злой собаки, с неизменными неуместными сценами страсти - куда же без них? - и спросил:
- Что со мной?
- Я вижу дверь, открывшуюся в наш мир, - закатив глаза так, что стали видны только белки, загробным голосом затянул экзорцист. - И за дверью этой - несметное число духов под названием "книги", только и ждущих, как бы прорваться в наш мир и захватить чьи-то души. Твоей душой завладело сразу двое, и они борются за тебя между собой, вот почему строки о сыскаре у тебя перемешиваются с... сам знаешь чем.