Страница 37 из 52
Закрыв дверь за последним посетителем, Лексан Паныч уселся за рабочий стол и мрачно уставился в сгустившиеся за окном сумерки. Вот опять начинается это. Уже который вечер его душу бередят непонятные, незнакомые ему чувства. Они вызывают тянущее беспокойство и какую-то смутную потребность, отказывающуюся принимать чёткие формы. В воображении возникают странные картины толстых чёрных котов в пенсне, наглых рыжих девиц в кокетливых фартучках и двух глаз, одного с золотою искрой, сверлящего до дна души, и другого - пустого и чёрного, как выход в бездонный колодец.
Поглядев некоторое время на собственное отражение в мутном стекле окна, усталый лекарь-амуролог вздохнул и, не умея по-другому справляться с этим (и, положа руку на сердце, любым другим) беспокойством, достал из стеклянного шкафа в углу графинчик медицинского спирта.
Знает ли кто, откуда берутся идеи?
Нам известны только люди, воплощающие идеи в жизнь. Дедал и Икар создали крылья, Гутенберг - печатный станок, Белл - телефон, а Ординер - абсент. Но откуда к ним пришли эти идеи? И почему - именно к ним?
Только сами идеи знают, откуда они родом.
И только сами идеи могут объяснить, почему они выбирают того или иного человека.
Бывшая швея Мариана Остич, а для друзей просто - Маша не очень понимала, что случилось. В один момент она прилежно переписывала нудный трактат какого-то штабного полковника "О нюансах военных подкопов в мирный период", в другой - вдруг обнаружила, что свеча давно догорела, за окном - рассвет, а на столе перед ней - целая стопка исписанных страниц, но - о, ужас! - это вовсе не нудные "Нюансы".
- Только не это! - испуганно воскликнула Маша. Владелец писарни и солидного носа господин Завирайло-Охлобан ещё как бы и не принял её на работу.
- Женщины не могут быть хорошими писцами, - важно изрёк он.
Но всё-таки поддался на уговоры девушки и согласился взять Машу копировщицей, если она докажет, что у неё и впрямь хороший почерк, и что переписывает она действительно так быстро, как утверждает. Протянул ей трактат и сказал:
- Если справишься до завтра, работа твоя.
Маша без колебаний согласилась. Впереди - весь вечер и вся ночь, она быстро пишет. Она успеет.
И вот вместо копии трактата перед ней текст, не имеющий ничего общего с военными подкопами; на исписанных её почерком листах разворачивалась какая-то странная история о сумасшедшем патологоанатоме, сшившем из частей разных трупов человека, которого оживил удар молнии. И было это создание так безобразно, что патологоанатом в ужасе бежал из города. А сшитый им человек пустился вслед за своим создателем...
Маша очнулась, только дочитав последнюю страницу, и в отчаянии закрыла лицо руками - что она делает? Уже через полчаса господин Завирайло-Охлобан ждёт копию "Нюансов", а она, вместо того, чтобы попытаться наверстать упущенное, читает непонятно откуда взявшуюся историю!
Девушка собрала скопированные страницы трактата и покачала головой: пачка настолько тонкая, что сразу видно - здесь едва ли четверть работы. Ну, вот и всё, конец её так и не начавшейся карьеры копировщицы.
А что если...
Движимая внезапным порывом, Маша взяла страницы с неизвестно откуда взявшейся историей про ожившего мертвеца и положила под листы с текстом "Нюансов". Теперь стопка смотрелась солидно, как раз такого же объёма, что и трактат. Возможно, господин Завирайло-Охлобан проверит только первые страницы и удовлетворится этим. И даст-таки ей работу. А уж там она его не подведёт.
Если бы идеи могли говорить с людьми, возможно, они рассказали бы о том, что бок о бок с нашей реальностью существует невидимый мир бесчисленных идей, главная и единственная цель существования которых - дождаться, когда откроется дверь между двумя мирами, и пройти через неё, чтобы поселиться в голове у выбранного ими человека.
И не будет покоя человеку, в голове которого поселилась идея, до тех пор, пока он не воплотит её в жизнь.
Лексан Паныч выглянул в коридор. Всё, на сегодня пациентов больше нет.
Лекарь-амуролог прикрыл дверь и вздрогнул - посреди кабинета покачивалась в воздухе слегка прозрачная наглая рыжая девица из тревожащих его видений.
"Допился", - подумал Лексан Паныч и бросился к шкафчику с медицинским спиртом, не размышляя о том, что собирается лечить болезнь тем самым средством, что её вызвало. Достал бутыль, дохнул в гранёную стопочку.
Поднял глаза. Слегка прозрачная девица по-прежнему парила в воздухе, нагло глядя на лекаря-амуролога. Почему-то почувствовав себя крайне неловко, Лексан Паныч достал вторую стопочку и взялся за бутыль.
- Это водка? - спросила вдруг девица.
- Помилуйте! Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт! - возмутился лекарь-амуролог и вдруг застыл, подумав - а фраза-то получилась хороша! Повинуясь внезапному порыву, он подвинул к себе чистый лист и записал её...
Раннее утро и рассерженная жена застали Лексана Паныча в рабочем кабинете лекарни за стопкой исписанных листов.
Готовая закатить пьющей скотине скандал, супруга лекаря-амуролога с удивлением наблюдала за мужем, вдохновенно водившим пером по бумаге и время от времени восклицавшим что-то вроде: "Урежьте марш!" или "Да, да, плащ непременно с кровавым подбоем!"