Страница 1 из 4
Николай Шамрин
За речку
Куда течёт Амударья?
То тихо плещет, то с раскатом,
И твоя мутная вода,
В крови у каждого солдата
Куда течёшь Амударья?
Ты поделила мир с войною…
Каскад. И. Белов
Вместо предисловия:
Всё, о чём рассказывает эта короткая повесть, правда, от первого, до последнего слова. Изменены только имена персонажей. Я не стал приукрашивать или преувеличивать достоинства или недостатки героев, а постарался изложить события, такими, какими они были в действительности. Правда, не бывает «красивой» или «некрасивой», потому-то и называется «правдой». А, верить или нет, уже дело читателя.
Командир полка сочувственно посмотрел на меня и почему-то отвёл глаза. Подполковника назначили на должность недавно, всего-то два месяца назад, раньше он был начальником штаба. У нас сложились хорошие, можно сказать товарищеские отношения, хотя разница в должностях была очевидной: он – командир танкового полка, я – командир мотострелковой роты. Впрочем, служба – службой, а дружба – дружбой. Мы иногда даже выпивали. В его кабинете. Пауза затягивалась. Наконец он приступил к разговору:
– Ты, вот, что, капитан… Не переживай. В конце концов это наш с тобой долг, выполнять приказы партии и правительства. Ну, съездишь за речку на два годика, вернёшься весь в орденах и на белом коне. Не первый и не последний ведь? Глядишь, через полгода и я за тобой поеду.
Мне стало неловко и смешно одновременно, но я сдержал себя и серьёзно ответил:
– Товарищ полковник, я не боюсь и всё понимаю, долг, он и есть долг. Я в принципе давно готов. Ещё когда из ЗабВО менялся. Вопрос разрешите?
Командир нервно поёрзал на стуле:
– Если на счёт жилья, то лучше и не начинай. Сам знаешь, жилфонд распределяет дивизионная комиссия… Да и нет ничего у них, вряд ли тебе что-нибудь предложат. Давно не строят, ни для города, ни для нас.
В разговор вмешался замполит полка:
– Вам, капитан, завтра надо будет прибыть в политотдел дивизии. Начпо приглашает на беседу откомандированных офицеров для напутствия, вот там вопрос и задайте. Он руководитель новой формации, демократичный, недавно назначенный, может чем и поможет.
Мне снова стало смешно. Нарочито благодарно кивнув майору, посмотрел на командира:
– Я не о квартире, угол у нас есть, так что особо на политотдел не рассчитываю. Вопрос, конечно, обязательно задам, так, для очистки совести и отчёта перед женой.
Командир с видимым облегчением вздохнул и, откинувшись на спинку стула, промолвил:
– Говори, чем смогу – помогу. Не в отпуск едешь…
Я слегка приподнял ладони над столешницей, мол, всё понимаю и лишнего не попрошу:
– Городок небольшой, с работой для женщин проблемы. Я уеду, а жена без денег, без работы…
Подполковник перебил, не дожидаясь окончания моей речи:
– Ясно. За это не беспокойся, в штабе вакансия бабская образовалась, в строевой части. Ну, ты сам знаешь, Маринка в декрет уходит. Так что давай, пусть твоя через неделю приходит. Проводит тебя и лично ко мне. Писать – читать умеет? Шучу, не обижайся. Всё у тебя? Тогда иди, дела сдавай.
У дверей штаба я столкнулся с комбатом. Он хмуро посмотрел на меня и чуть заикаясь спросил:
– Чего к командиру бегал? Делать нечего?
Майор тоже был из «новичков», его перевели к нам из мотострелкового полка дивизии по семейным обстоятельствам. Впрочем, Глушаков и не делал секретов из этих обстоятельств: застав жену с любовником, он выпорол обоих портупеей, взял с любовника письменное объяснение, а утром написал рапорт на самого себя, требуя привлечь к партийной и служебной ответственности. Командир полка, зная о странностях комбата, спорить не стал и, что называется, дал ход бумаге. Так, на всякий случай. Я протянул ему выписку:
– Вот, Сергей Викторович, приказ пришёл.
Глушаков нервно выхватил листок, быстро пробежал содержание и с озабоченным видом спросил:
– Когда?
– Сдам дела и должность и в Ташкент.
Комбат махнул рукой:
– Ладно, не переживай. В конце концов…
Я не стал дожидаться окончания, ставшего уже привычным лозунга, и продолжил:
– Это наш долг перед партией и правительством.
Глушаков удивлённо вскинул брови:
– Да? А партия и правительство не хочет тебе долг отдать? В виде квартиры? По закону, так сказать.
Настала моя очередь удивляться. Я пожал плечами и неуверенно сообщил:
– Замполит сейчас сказал, что меня завтра в политотдел вызывают, для напутственного слова. Посоветовал у Начпо спросить. Говорит, что «новая метла» может помочь.
Майор с лёгкой ехидцей похлопал меня по плечу:
– Ну, ну… Дом для тебя построят… Отдельный. Ладно, иди уже. После обеда ко мне. Обсудим сроки передачи.
Я уже подходил к казарме, когда комбат «выстрелил» мне в спину:
– Проставляться-то будешь?
– Обязательно! Как только акты приёма-передачи утвердите.
Саша накрывала к обеду на стол и рассказывала о своих приключениях:
– Представляешь? Заведующая сказала, что мест в садике нет, а если и будут, то всё равно взять ребёнка не смогут.
– Почему?
– Потому что я не работаю.
– У Лёхи Будника жена тоже не работает, но сын ходит в садик.
– Ну да, ходит. Она сказала, что Алексей солдат давал на целую неделю для ремонта. И краску привёз. Ты ведь не будешь им солдат давать?
– Нет, не буду…
Я не хотел сегодня сообщать жене о приказе и скором расставании, но и смотреть на расстроенное лицо жены было выше моих сил. «В конце концов, не сегодня, так завтра придётся рассказать – думал я, глядя на хлопоты Саши, – глупо как-то получается… Чего тянуть-то?» Придвинув к себе тарелку и помешав в ней ложкой, я поднял глаза на жену. Она словно почувствовала неладное:
– Зря я тебе рассказала или на службе неприятности? Что случилось?
Я пожал плечами:
– Ничего. Командир к себе вызывал, сказал, что через неделю вакансия в строевой части появится, спрашивал, согласишься ли ты вступить в ряды Красной армии?
Саша, не заметив иронии, обрадованно всплеснула руками:
– Правда? Ты не шутишь?
– Нет, не шучу. Давай обедать…
В отличие от прочих отделений управления дивизии в политотделе царили тишина и покой. Красная ковровая дорожка подчёркивала значимость происходящих здесь событий, а дубовые, ещё прусской работы двери, завершали торжественную картину партийной чистоты и непорочности. Я осторожно постучал в дверь с табличкой «Приёмная». Вежливый, но строгий женский голос откликнулся незамедлительно:
– Входите.
В просторной комнате с высокими арочными окнами за массивным столом сидела женщина лет сорока с классической причёской советской госслужащей из шестидесятых. Она внимательно посмотрела на меня и ровным, слегка приглушённым голосом сообщила:
– Сергей Владимирович освободится через восемь минут. Вы присаживайтесь к остальным товарищам и будьте готовы ответить на вопросы руководства.
У стены под портретами классиков научного коммунизма сидели приглашённые офицеры. Кивнув соратникам по событию, я аккуратно присел на свободный стул. Молодой майор осторожно повернул голову и шёпотом спросил:
– Ты видел нового Начпо? Нет? Я тоже не видел, говорят…
Майор не успел закончить фразу. Женщина сурово посмотрела в нашу сторону и негромко сказала:
– Товарищи коммунисты, не забывайте, где вы находитесь.
Мы одновременно кивнули и опустили глаза на ковёр. Дверь кабинета резко отворилась и на пороге появился невысокий подполковник с безликим и гладким лицом:
– Софья Львовна, давайте несколько поменяем планы. Я побеседую с каждым коммунистом индивидуально, в духе, так сказать, времени.
Инструктор политотдела поднялась из-за стола и с благоговением посмотрела на начальника:
– Хорошо, Сергей Владимирович. Пока вы будете беседовать, товарищи заполнят бланки заявлений на снятие с партийного учёта. Что бы время не тратить. Через два дня им надо будет прибыть в отдел для получения документов. Вы не возражаете?