Однофамильцы

- Надеюсь, беседа произойдет на равных. Я давно мертвый, вы - все еще живой, ну и что? Ну и ничего!

- Слишком вы знамениты! Когда случилось-то? В первый раз? - Что именно? Что в первый? - Когда вы узнали, что вы - знамениты? Припомните? - Родился в году тысяча восемьсот шестьдесят первом, уже счастливый знак - освобождение крестьян от крепостной зависимости. Мой батюшка был крепостным. Он еще раньше выкупился на волю, открыл в городе Сызрани винокуренный завод, а мне дал хорошее по тому времени образование - городское реальное училище. По окончании реального он послал меня в Швейцарию, в Цюрих, там я закончил университет, при университете же был оставлен... А когда приезжал из Цюриха в уездную Сызрань на каникулы, то становился большой знаменитостью - все городские газеты, их в Сызрани множество было, все писали: сын крепостного пребывает при Цюрихском университете! А что в том было особенного? Вот если бы подобных случаев не бывало, вот тогда это был бы прискорбный факт. Свобода должна в ком-то более или менее разумно воплощаться, в каких-то личностях. - А ваше научное открытие? Ваше собственное, Порфирий Иванович?!

- Анабиоз! - воскликнул Бахметьев П. И. с восторгом и объяснил Бахметьеву К. Н., что анабиоз уже в начальной стадии находит применение:

первое: при лечении туберкулеза;

второе: в холодильном деле.

Объясняя, Бахметьев П. И. улыбался невиданной Бахметьевым К. Н. улыбкой опустив обе губы вниз, к подбородку. Удивительно... Однако надо было учесть специфичность встречи, Бахметьев К. Н. учел, и сомнений не осталось: улыбка была не только оптимистичной, но и приятной.

- Поверьте, дорогой Константин Николаевич, это первые, ну самые первые практические шаги, а дело - в перспективах! Кака же это наука, какое научное открытие, если оно тут же, сразу же открыто от начала до конца? Еще Бахметьев П. И. объяснил, что при анабиозе жизненные процессы настолько замедляются (искусственно - при температуре до -160 градусов С), что обычная жизнедеятельность организма исключается, и только при возвращении прежних условий существования она, жизнедеятельность, снова тут как тут. - Что же касаетс анабиоза в перспективе... Догадываетесь? - Знаю-знаю! - с неожиданным восторгом первооткрывателя воскликнул Бахметьев К. Н. - Анабиоз в перспективе - это свобода человека во времени! Правильно говорю?!

Тут удивился Бахметьев П. И.:

- Когда я ставил свои опыты над летучими мышами, я не думал о свободах. Мыши, они и без меня совершенно свободны, они что умеют, то и делают, а чего не умеют, о том не мечтают. Но вы-то, дорогой Константин Николаевич, какую видите вы связь между свободой личности и анабиозом?

- Ну как же, как же! Очень просто: не понравилось мне жить в двадцатом веке, я взял и впал в анабиоз, законсервировался лет на двадцать. Снова прожил пять лет - и снова даешь консервацию еще на двадцать. Без анабиоза - как? Без него мама меня родила, я и живу от этого дня всю свою жизнь, а с анабиозом? С консервацией? Извините-подвиньтесь- я при маме до совершеннолетия, а после - живу тогда, когда хочу. Как хочу, так и распределяю свою жизнь по грядущим векам и эпохам! В пространстве люди уже свободны, мотаемся куда хотим, летим, плывем, едем на чьих-нибудь колесах, а во времени - мы все еще рабы! Ваше открытие, дорогой Порфирий Иванович, дает человеку свободу не только в пространстве, но и во времени. Все! Отныне плюю на день своего рождения! Ну ладно, ладно, не плюю, не буду, если это нехорошо, если безнравственно, но все равно я освобожден от календарного крепостного права! Ур-ра! Теперь только и дел, что преобразить теорию в практику. Принцип - в действительность! Можете? В ответ, по-прежнему улыбаясь губами вниз, Бахметьев П. И. облобызал Бахметьева К. Н., повернув его и в профиль, и анфас. Губы оказались ледышками. Бахметьев П. И. спросил: - А как думаете, дорогой Константин Николаевич, каково значение анабиоза в медицине?

- В медицине? Тут и думать нечего, тут само собой все разумеется, тут дело ясное: предположим, у человека рак.

- Рак? - Он самый! А тогда этот человек - он что? Он консервируется лет на пятьдесят, за пятьдесят лет метастазы сами собою отомрут. Организм расконсервировался, он теперь о метастазах и думать забыл. Кому-то они нужны? Кто по ним страдает? Давайте-ка сделаем опыт сейчас же! Сию же минуту?! Затруднительно? Ну, тогда представьте себе, что я - летучая мышь, представьте и действуйте!

- Шансов нет. Ни одного.

- Почему это? Вы очень правильно сделали, когда начали свой опыт с летучих мышей, - не с людей же было начинать?! Но и человеческому организму мышиный опыт бывает необходим! Сколько угодно бывает, и наша встреча - счастливейший дл вас случай. Кстати, и для меня тоже. Упустить такой случай - великий, учтите, грех. И - непорядочность! Так что - действуйте! Я - к вашим услугам.

Бахметьев П. И. подумал, почти согласился, но еще спросил: - А что нынче наш русский народ говорит об отечественной науке?

Что и как русский народ говорит о науке, Бахметьев К. Н. хорошо знал с тех пор, когда гонял козла во дворе многоэтажек А, Б, В по улице композитора Гудкова, 11. Народ уже тогда говорил: Что она без нас, без народа, наука? Мы ее кормим, обуваем, одеваем, снабжаем лабораторным оборудованием, служебными Волгами - а она? Кто мы для нее? Мы для нее то ли экс-кремент, то ли экс-перимент - невозможно понять! Понадобился науке научный коммунизм пожалуйста, вот он, народ, делай над ним коммунистический опыт! Понадобилась перестройка и рыночная экономика - опять же вот он, экс-перементируй, экс-крементируй над ним рыночно! Понадобилось изучить влияние радиации на живые организмы- тут как тут Чернобыль. Сперва наука Чернобыль от народа скрывает, после народу его приоткрывает - академикам за это прикрытие-раскрытие золотые медальки на грудь! Народ от науки много не требует: снизить цены продуктов питани для начала процентов на пятнадцать! Снизить в интересах народа, государства и самой себя - неужели не может? Ну, если не может, тогда пошла-ка она...

Бахметьеву К. Н. очень не хотелось терять восторженное взаимопонимание со своим однофамильцем, тем более что Бахметьев П. И. почти согласился провести над ним анабиозный опыт. - Мнение народа, - сказал Бахметьев К. Н., - оно самое разное, а чтобы оно было единым, необходимо подвергнуть меня анабиозу! Я - честное слово! - передам народу ощущения этого факта. Народу всегда нужны факты! И - свидетели!

- Шприцов разового пользования нет.

- Можно неразового. Что у вас тут, в такой дали от Земли, - СПИД, что ли, гуляет? Среди кого ему здесь гулять-то?

- Неразовых шприцов тоже нету...

- Попробуйте просто так... без шприцов... чисто психологически. Психологически уже пробовал. Было! И с летучими мышами пробовал, и с усоногими раками - не получалось! - А со мной - честное слово - получится! Вы же и представить себе не можете, как я вам, дорогой Порфирий Иванович, доверяю! Усоногие так доверять, честное слово, не могут! Бахметьев П. И. задумался небесной задумчивостью, еще больше улыбнулся губами вниз, приблизился к Бахметьеву лицом к лицу, закрыл голубые и взрослые глаза, и по-детски залепетал:

- Бах-бах-бах! Меть-меть-меть! Ев-ев-ев-ев-ев-ев-ев! Итого - Бахметьев! Бахметьев К. Н. стал погружаться в анабиоз. Начальную стадию он еще заметил, а дальше - ничего, пустая пустота. Когда же он из анабиоза вышел, первое, что почувствовал, - свободу от времени: совершенно было все равно, сколько времени он провел в анабиозе - три минуты или три года!.. Интересное чувство! Вот бы такое же во времена его пребывания в немецких лагерях для русских военнопленных! Или - в подземной Воркуте... И во многих, многих других местах. Но правда и то, что во всех местах его, погрузившегося в анабиоз, тут же и закопали бы в какую-нибудь братскую траншею, сожгли бы в какой-нибудь преогромной и специальной печке.

- Вы - счастливы? - был первый вопрос Бахметьева П. И. к Бахметьеву К. Н., когда тот даже и не открыл, а только дрогнул глазами.