Страница 41 из 59
Стас
Он устремился за женой, ухватил ее за руку, рванул на себя. Хотел остановить, что-то сказать. Или доказать. И снова спросить, любит ли. Хочет ли.
Что, если она ответит "нет"? На все вопросы только "нет".
Допустить такой вариант он не готов. Она его жена, его девочка, которую он не может отпустить. Он знает её всю, от макушки до кончиков ногтей. Знает, как она пахнет, какова ее кожа на вкус, какие звуки издает, когда ей нравится то, что он делает с ее телом.
И когда в последний раз она издавала эти звуки? Он каждый раз жадно прислушивался и сейчас понимал, что не слышал от нее ничего уже давно.
Ни звука, ни стона, ни вскрика. Она молчала, словно сломалась.
Но он знал, как все исправить. Хотел все исправить прямо сейчас. Главное не дать ей уйти. Вдали от него она начнет все неправильно представлять, исказит все его слова, все действия, все самые ценные воспоминания. Он докажет ей, что у них все может быть очень хорошо, как было когда-то. Он старше, опытнее, мудрее и знает что делать.
Она испугалась, когда впечаталась в его грудь. Девчачий хвостик взметнулся, хлестнул ее по щеке. Глаза на побледневшем лице стали огромными, потемнели. Бездонные омуты, в которых он хочет и готов утонуть.
И губы. Розовые, мягкие и гладкие. Он умел согревать эти губы, мог дарить поцелуем уверенность в его чувствах, волновать, дразнить. И губы отзывались, доверяли, открывались навстречу.
Они и сейчас приоткрыты. И дрожат. Не от страсти, не от нетерпения, от страха.
Он успокоит, он знает как. Надо только согреть. Не только губы, всю её...
Под руками мягкое тело, всегда такое податливое, сейчас оно напряжено, пытается закрыться от него, вырваться и ускользнуть.
- Стас! Нет!
Это не крик, а всхлип, который он не узнает. Его жена никогда не издавала таких звуков, и сейчас он не хочет верить, что слова, полные непонятного страха, срываются с её губ. Вот же они, эти губы, перед его глазами, мягкие, розовые. Они двигаются, о чем-то просят.
Он поцелует, успокоит её и себя. Передаст через поцелуй все, что не может сказать словами.
Стас не чувствовал, насколько сильно сжимал в руках тело жены. Он просто не мог позволить ей уйти сейчас. Наклонился, накрыл ртом нежные губы. И задохнулся от её крика. Сглотнул, еще более жадно поцеловал.
Она трепыхалась, что-то мычала, пыталась отвернуть голову, отталкивала его, упираясь в широкую, твердую, как стена, грудь.
- Подожди, родная, послушай меня... - Стас готов зарычать от отчаянного желания немедленно вернуть ту Веру, которую не видел сейчас в этой маленькой перепуганной женщине, смотрящей на него с ужасом и отчаянием.
Она не слышит, не хочет слышать. А он не может отпустить и не в силах ничего объяснить ей. Столько слов, которые он хотел бы сказать, но все они просто умирают, не слетев с языка.
Раздражение поднялось в нём, как щит, спрятав за собой уязвленную гордость и отчаяние, которое делало слабым.
- Да успокойся ты. Опять комедию ломаешь, дура, - он легонько встряхнул ее, держа за плечи.
Ему казалось, что он говорил беззлобно, держал мягко. Но жена снова всхлипнула и попыталась отпихнуть его.
И слова полились потоком. Хриплые, тихие, срывающиеся. Он успокаивал, уговаривал, гладил, целовал, прижимал к себе крепче. Хотел любить, и говорил ей об этом, но она снова не слышала и не хотела понимать.
Все вырывалась и твердила свое "Отпусти...отпусти".
- Ну, что ты творишь, Верка! - выкрикнул он в сердцах. - Ты ж доконала меня, сука!
Она отчаянным рывком вывернулась из его рук, отшатнулась. Споткнулась о край коврика и упала. Стас тут же сгреб ее в охапку, поднял на руки и потащил куда-то. Крепко держал извивающееся тело жены, сковав ей объятиями руки, и только старался не уронить, не дать выскользнуть.
- Отпусти! Не делай этого, Стас! Остановись! - доносилось до него.
И следом:
- Опусти же, мне больно! Я тебя не хочу!
Он вытолкнул из груди болезненный спазм, рожденный ее словами. Ввалился в спальню, бросил жену на кровать, сам тяжело рухнул рядом и сразу обхватил руками, закинул мощное бедро на ее ноги. Целовал, закрывая ей рот, не давая больше произносить слов, которые не хотел слышать. Губам было мало, они жаждали и лихорадочно искали, чем эту жажду утолить. Родное лицо, бархатистые щеки и дрожащий, как у напуганного ребенка подбородок. Шея, нежная и трепетная. Стас чувствовал, как его жена судорожно сглатывает и все еще пытается вырваться. Он впился губами в эту шею с жадностью и пылом обезумевшего от похоти подростка. Ласкал языком и снова целовал, оставляя на тонкой коже ожоги своих желаний и той боли, что эта женщина причиняла ему.
Она всхлипывала все громче, извивалась под ним. Высвободила руку, вцепилась пальцами в его волосы, с усилием потянула, отстраняя от себя. Стас поморщился: наступило легкое прозрение, а вместе с ним снова пришла злость.
- Какая же ты стерва, жена. Маленькая хитрая стерва, - прохрипел он. - Нельзя так с мужиком, понимаешь ты это или нет?
- А ты понимаешь, что мне плохо с тобой! - выкрикнула она, привстав на локтях. - Очень плохо! Ты это понимаешь?! Понимаешь, что я не хочу тебя!
Он застыл, захлебнулся обидой, снова услышав эти слова. Рука сама собой взметнулась вверх и обрушилась куда-то... Он услышал звук и вскрик, полный боли и удивления, видел, как дернулась голова жены, и снова подпрыгнул этот нелепый девчачий хвостик.
Стас в ужасе отпрянул. Не хотел понимать, что сделал. Не хотел знать, что перешел черту. Когда понимание все же проникло в сознание, готов был взвыть.
Вера вскочила на ноги, шарахнулась в сторону, запуталась в свисающем до пола покрывале, споткнулась о пуф, стоящий у кровати, налетела на комод, громко вскрикнула. Как слепая заметалась, ища выход.
...Он ошеломлено смотрел, как опрокинулся пуф, как Вера впечаталась в комод, согнувшись пополам. Зашаталось зеркало на стене, на пол, стуча и бряцая, попадали какие-то пузырьки и коробочки. Но Стас не слышал ничего, уши словно заложило.
Очнулся от прорвавшего ватную тишину звука хлопнувшей входной двери.