Страница 38 из 59
***
Любимой и обожаемой в браке женщине положено быть счастливой.
Одно то, что в этом тезисе совмещались понятия "брак" и "любовь", уже делало сей статут нерушимым. Иначе о-о-очень многое теряло смысл.
Подавляющее большинство девушек мечтает встретить мужчину, с которым вся сладостно-манящая суть термина "взаимная любовь" будет апробирована на деле. Замужество с любящим и любимым мужчиной и возможность постоянно убеждаться в его чувствах будет считаться "сбычей" тех самых "мечт", что стереотипно волнуют женскую половину человечества, включая ту ее часть, которая в этом не признаётся даже самим себе.
Если брак, то по любви, если по любви, то обязательно большой, чистой и непременно взаимной.
Но есть потаенный, стыдный страх остаться одинокой, невостребованной. Вот тогда и включается красная кнопка экстренных ситуаций - режим поиска партнера.
Лишь бы был. Пусть не по любви, но лишь бы не одной.
Вера тоже не хотела остаться одна.
Она милая и симпатичная, нравилась молодым людям, но толпы поклонников за ней не бегали, и на серьезные отношения никто не напрашивался. А пытаться быть, как ее подружки, менявшие бойфрендов, словно лак для ногтей, Вера не стремилась. Да и не получалось это у нее. Было в ней что-то такое, что к легкомысленному отношению не располагало. Вера ждала единственного и надежного. И, встретив Стаса, взрослого, интересного, серьезного, состоявшегося мужчину, замуж выходила за него по любви. И, как ей тогда казалось, именно по взаимной.
Надежный, заботливый, красиво ухаживал. Ко всему прочему оказался умелым, страстным и неутомимым любовником.
...- Молодые стали не только мужем и женой, но и Земляками! Родственные души родились друг для друга, встретились, влюбились-поженились, и жить будут долго и счастливо, - громко умилялись на свадьбе Веры и Стаса гости.
Но оказалось, что Земляки совсем из разных "земель". А может, и планет...
Нам из разных вотчин вести
шлют надежды и мечты.
Я и он сегодня вместе,
а назавтра - прочь мосты.
***
Все давно спали. Рядом на матрасе, в прежней застывшей позе - спиной к жене - лежал муж. Стас задремал, но, кажется, даже во сне переживал муки недоверия и надуманных подозрений и обид.
Едва начало светать, Вера тихонько поднялась и вышла из дома в прохладное, туманное майское утро. От пьянящей свежести, густо наполнявшей воздух, закружилась голова. Сквозь дымку поднимавшегося от земли марева проглядывали мутноватые солнечные лучи. День обещал быть теплым, как и предыдущий.
Вера прибирала после вчерашнего празднества и старалась не думать о том, как, вернувшись домой, они со Стасом в какой-то момент останутся один на один. Почистила переносной гриль, откатила его поближе к дому, отнесла мешки с мусором к машине и теперь бродила по участку и разглядывала все, что попадало в поле зрения.
У соседей слева, за забором из железных прутьев в ухоженном саду возвышались уже вполне взрослые деревья. Вера подошла туда, где росли две бурно цветущие вишни, выше человеческого роста, обхватила руками прутья, приникла лбом к холодному железу и долго смотрела на деревца.
Цветы нежные, словно бело-розовые оборочки, украшавшие тонкие ветки.
Очаровывающее свежее совершенство, которое скоро начнет облетать снежно-лепестковыми хлопьями. По-своему красивое, но печальное ранее увядание.
Почти такое же печальное, как утрата ценного чувства, которое зарождается, радует, вдохновляет, а потом исчезает, по причинам или без. Как любовь, которая сначала расцветает, а потом почему-то вянет, превращаясь в тягостную жалость и чувство долга.
***
Сидеть в ванной дольше просто бессмысленно. Похоже на детскую попытку «сделать темно», закрыв глаза.
Вера нанесла на руки крем и вышла. Растирая приятно пахнущую косметическую субстанцию, направилась на кухню. В квартире тихо, свет горел только к прихожей. Возможное местоположение Стаса определилось мельканием света от телевизионного экрана в спальне.
Весь день они с мужем общались спокойно, но отстраненно, глядя сквозь друг друга. Стас даже намека на теплоту не проявлял. Судя по всему, погряз в своих личных мироощущениях, а Вера и не пыталась его оттуда вытянуть, зная тщетность любых попыток.
Дома они почти не разговаривали. Разобрали сумки, занимались сыном. Вера Димку накормила, выкупала, Стас взял на себя церемониал отхода ко сну.
Димка крепко спал. Дверь в его комнату чуть приоткрыта, и по царящему в "сынарнике" практически идеальному порядку понятно, что отец потрудился, чтобы ребенок перед сном навел чистоту в своем обиталище. Игрушки на местах, на столе все в ровных стопочках. Одежда аккуратно висит на стуле. Даже домашние тапочки стоят по стойке смирно.
На кухне темно, только светятся крупные цифры часов на сенсорной панели электрической плиты. Вера свет зажигать не стала, на ощупь нашла стакан в сушилке, налила воды и долго пила мелкими глоточками.
В голове неестественная пустота, будто сознание спало. Тело во власти апатии, никаких ощущений, усталость и остатки похмелья испарились. От выпитой воды стало немного холодно, и в желудке зашевелилось что-то страшно неуютное, словно наглоталась мокрой гальки.
Стас одетый вытянулся на кровати поверх одеяла. Покрывало снято, аккуратно свернуто и лежит на пуфе, стоящем в изножье. На вошедшую Веру муж не посмотрел, все внимание обращено на экран телевизора.
Она скинула шелковый халатик, легла. Стас тут же повернул к ней голову и стал, молча, смотреть. Воображаемые "камешки" в животе зашевелились, заворочались под этим взглядом.
Прикрыла глаза, чтобы не видеть, как голубоватый отсвет экрана телевизора и тени рисуют на лице Стаса причудливые маски.
- Ты пока в ванной была, телефон твой трезвонил в сумке. Я не успел посмотреть, кто тебя домогался, пока нашел, звонки прекратились. Посмотрел потом в списке пропущенных.
"Камешки" подпрыгнули в животе и снова все разом тяжело упали, вызывая болезненный спазм. В голове мелькнула мысль, что очень плохо быть непроходимой дурой. Но она же не забивала телефон Прокофьева в память. В списке звонков это просто номер.
- Наташка звонила, - спокойно сказал Стас. Поднялся с кровати и, выходя из комнаты, добавил - и интересно было узнать, что ты, оказывается, регулярно общаешься с профессором.
Вера распахнула глаза и уставилась на него.
- Чего удивляешься? - муж карикатурно изобразил её же взгляд. - Он же мне визитку свою давал, я помню номер его телефона.
Стас то ли вздохнул, то ли хмыкнул, и вышел из спальни. В ванной полилась вода. Вера выключила телевизор, повернулась на бок и закрыла глаза.
Спустя время скрипнула половица паркета, затем матрас просел под мощным телом.
Вера покорно приняла тяжелую руку мужа на плече и то, как он требовательно развернул ее к себе.
- Напряглась, аж звенишь вся, - тихо сказал муж. - Расслабься, блаженная, не стану я к тебе приставать.
Вера внутренне содрогнулась, промолчала.
- Вер, тебя что-то смущает? Тревожит?
- Смущает и тревожит, - ответила она тихо, с трудом разлепив губы. - Ты меня тревожишь.
- Я так и понял. Я тебя и смущаю и тревожу, - качнул головой Стас. - Потому мы и спим под разными одеялами. Потому ты и лыбишься посторонним мужикам куда охотней, чем собственному мужу. Потому и общаешься тайком с импозантным дедушкой. Я все понял.
Он дернулся всем телом, как пружина, резко меняя позу. То лежал на боку, и вдруг навис над ней. Вера отпрянула от неожиданности.
- Ты еще не устала изображать угнетенную женщину Востока? Дергаешься, будто я насиловать тебя собираюсь, - слова Стас не произносил, а цедил сквозь зубы. - Лучше скажи, какого хрена профессору от тебя надо? И чего вдруг Вадим к тебе такой интерес проявлять стал? Может ты заскучала, разнообразия захотелось?
- Ох, Стас, ты опять что ли? Ну, это просто невыносимо, - она решительно оттолкнула мужа, выскользнула из-под одеяла, села, стала натягивать халатик, судорожно пытаясь попасть в рукава.
- Погоди, куда собралась? Опять в ванной будешь отсиживаться? - Стас ухватил ее за руку.
Вера высвободилась из его хватки, поднялась на ноги. Шагнула к двери и оказалась лицом к лицу с мужем. Его крупное тело излучало вполне ощутимую энергию, такие вибрации, от которых мгновенно пронизывала тревога с ног до головы.
Мерзко, как же мерзко, когда вынуждают оправдываться.
Когда нарочно стараются укусить побольней, заставляют чувствовать себя унизительно.
Она шагнула в сторону, желая обойти Стаса, он придержал ее за плечо, перекрывая дорогу и не давая двинуться.
- Пусти, пожалуйста, - она старалась сохранять видимость спокойствия, которого на самом деле и в помине уже не было.
- Что за манера сбегать? - дыхание у Стаса участилось, лицо застыло. - Ты на вопросы мои ответь и можешь идти, куда хочешь.
- Нечего отвечать, - Вера вскинула голову. - Профессор звонил насчет переводов, а Вадим меня просто пригласил танцевать. Он был пьян и кривлялся. Всё? Еще вопросы дурацкие есть?
- Есть один дурацкий вопрос - ты меня любишь, жена?
В темной комнате лицо Стаса разглядеть сложно, но отсвета из окна достаточно, чтобы видеть, как черты болезненно неподвижны.
Молчали оба. Бесконечно долгое молчание накалило воздух.
-Такие вопросы, Стас, не в озлоблении задают. Я так понимаю, - проговорила Вера. - И отвечают на них без принуждения.
- Так и ответь без озлобления, - он горько усмехнулся. - И какое ж здесь принуждение, не много ведь прошу. Просто скажи.
Надо что-то сказать, но губы сжались, пряча ложь, готовую слететь с языка.
- Что ты за зверь такой, Вера? То колючая, как еж. То будто рыба снулая, - покачал головой Стас. - Уж не знаю, что сделать, чтобы расшевелить тебя.
Придерживая жену за плечо, он притянул ее к себе ближе. Вера не сопротивлялась, но вся напряглась.
- Честное слово, иногда хочется наподдать тебе хорошенько, - пробормотал муж.
Пальцы крепче впились ей в плечо. Вера ахнула, инстинктивно отпрянула, высвобождаясь. Стас отпустил не сразу, на мгновение судорожно усилил хватку. И смотрел на нее, шумно, глубоко дыша и не говоря больше ни слова.
Волны жара, дрожь, идущая от его руки, близость предельно наряженного тела, пугали. Успокоить, уговорить мужа сейчас, все равно, что погасить горящий океан.
...Комната сына сейчас была единственным местом в мире, где можно на время укрыться. Здесь муж приставать не станет, охраняя покой спящего ребенка.
Стас только заглянул в дверь, окинул ее взглядом, способным заморозить и тут же разбить на мелкие осколки, и ушел, не сказав больше ни слова.
Вера тихо, чтобы не потревожить, прилегла рядом со спящим Димкой. Обняла его крепкое тельце, уткнулась носом в мягкие, сладко пахнущие золотисто-русые вихры на макушке. Вдохнула жадно. Так, задыхаясь в угарном дыму, вдыхают чистый кислород.
Лежала без сна, дрожа с ног до головы, лихорадочно перемалывая то, что произошло. В голове все еще гремели произнесенные слова. Они слетали с языка в сердцах, обжигая, с нескрываемым намерением задеть, сделать больно. Но больше пугала интонация, с которой они были сказаны. Столько затаенного, невысказанного, того, что мучило и не давало покоя.
Всякое бывало, они спорили и ссорились. Играли в молчанку. Муж ревновал, не имея на то оснований, и требовал подтверждения любви к нему. Доказывал, как любит сам и, не видя равноценной ответной реакции, изводился и изводил жену.
Он так жил, так чувствовал. Будто постоянно сражался.
Но иногда Стас бездумно утрачивал весь свой камуфляж "всё держащего под контролем" и на время становился кем-то, кем мог стать, если бы не напридумывал себе вагон условностей и правил, под которые подгонял бытие.
Вытащи он хоть пару гвоздиков из тех щитов, какими были намертво заколочены окна его мировоззрения, позволь себе чуточку больше доверять другим, и всем, включая, прежде всего его самого, возможно, стало бы чуть проще жить...
Все хорошее должно быть простым.
Например, семейное счастье. Главное в нем - душевный покой и комфорт, доверие и надежность. Все остальное можно купить или построить.
Многим достаточно засыпать и просыпаться со спокойной душой. Жить, зная, что завтра будет новый день, и надеяться, что он не принесет ничего такого, с чем невозможно будет справиться. И пока справляешься, двигаешься дальше, с чем-то смиряясь, что-то терпя. Было бы ради чего или кого.
***