Чужезасранец

Глава 2 Что едят за обедом пугала.

— Стало быть, я всё-таки попал в прошлое, и это всё не сон?!

— Да. Ты попал в восемнадцатый век.

— Да Иисус, твою Черчилль, Христос, восемнадцатый век! — схватился за голову парень.

— Так, без паники! — развела в стороны свои тоненькие ручки фея, и её крылышки сложились, а потом опять разъединились. — Подумаешь, «восемнадцатый век»,— передразнила она подопечного, схватившись за свою золотистую головку. — Ну, восемнадцатый, ну, век. И здесь люди живут.

— Ага, ну да, конечно, — нижняя челюсть Джейми откинулась вниз по новой, потому как пока удивление властвовало над ним безраздельно. Но всё-таки, как бы там ни было, сейчас он готов был поверит в любого, хоть в Лох-несское чудовище, лишь бы оно вернуло его домой. — А как получилось, что я… так вот…

— Не знаю, — пожала плечиками Мерседес. — Дело фей — помогать, а не умничать тут.

— И ты мне поможешь?

— Конечно. Если ты будешь паинькой и не станешь лезть на рожон, я вытащу тебя отсюда. — Затрепетали прозрачные крылышки.

— И меня не повесят?

— Не успеют. Только после того, как тебе накинут верёвку на шею, прокричи, что отдаёшь себя в руки Господа и больше ни звука.

— А без этого никак нельзя? — чуть приободрившись, Джейми сник опять. Петлю на шею что-то не очень хотелось. — Ты же фея, а феи, они волшебницы. — Но тут же оглянулся по комнате и понял: не исключено, что и эта фея… не запомнил он её имени, тоже ему снится.

— Мы феи, а не фокусницы. Мы не делаем всё за человека. Чтобы вернуться, тебе тоже придётся потрудиться. Советую настраиваться именно на это. — Она убрала невидимую пылинку со своего плечика.

— Эм-м, Мерсе… дес Сирди … э-э… ломс… э-э

— Мерседес Синдрилонская! — фея взяла свою пилочку для ногтей как учительница — указку. — Син-дри-лон-ска-я, запомни. Мерседес Синдрилонская.

— Да мне бы хотя бы выговорить для начала.

— Хм-м, — скептически скривилось существо. — Здоровый, красивый, молодой и такой глупый.

— Я не глупый! — чуть отшатнулся парень.

— Да? Не глупый? А как же тебя в восемнадцатый век занесло? Все умные сейчас дома нежатся в обнимку с макбуками и айфонами, а ты?!

— Я непутёвый. — Подогнул он колени и положил на них вытянутые руки.

— Ты глупый! Не ценил то, что тебе дано было. Мама — умница, красавица идеальная леди, руководитель отсека в микробиологической лаборатории. Папа — настоящий мужчина, деловой человек, умнейший мужик, и что? И как ты это реализовал? Пошёл по пабам и барам?

— Ой, да ладно хватит! — отмахнулся рукой Джейми и отвернулся. — Этого я и дома наслушался.

— Вот видишь. Наслушался, да не задержал в голове. И если тебе так уж плохо дома, может, я пойду тогда да не стану с тобой время зря терять? — легко взлетела фея над подоконником.

— Нет-нет, ты погоди! — подскочил Джейми. — Это я так, увлёкся. А ты сама, где живёшь?

— В лесу. Как все эльфы и феи. — Опять уселась она на подоконник и свесила свои тоненькие светящиеся ножки в «доспехах».

— С гномами?

— Нет, гномы отдельно. Они слишком деловые эти гномы, — гордо вскинула подбородок фея и по-деловому сложила руки на груди. — Всё умничают да указывают. Считают нас стрекозами легкомысленными. Всё-то мы ерундой занимаемся, — тоненький голосок наполнился нотками укора и неподдельной обиды.

— А как ты про меня узнала? Ну, что я… это… тут вот…

— Нам всем это Алба говорит.

— Алба? Знаю: Албой называли древнюю Шотландию.

— Наша Алба ещё старше. Она помнит даже древних шетландцев, которые здесь были задолго до шотландцев. Она многое помнит.

— А тебя назвали Мерседес в честь машины?

— Ну, вот ещё! — фыркнула фея, и её крылышки возмущённо заходили туда-сюда. — Когда я появилась, ещё и колеса-то не изобрели.

— Правда? Ого! — в восхищении распахнулись большие синие глаза Джейми с красивым, выразительным миндалевидным разрезом. — Да иди ты! А сколько тебе лет?

— Семьсот.

Парень нахмурился и сдвинул брови.

— Хах! — вдруг подпрыгнул он. — Ерунда получается. Народ колесил вовсю ещё за пять тысяч лет до нашей эры. Так что, кто-то тут врёт, — радостно развёл он руками, широко улыбаясь.

— Подумаешь, немножечко приукрасила, — недовольно скривилась Мерседес. — Всё равно я старше этих ваших Мерседесов и Астон Мартинов, хоть и самая младшая из фей. Поэтому мне нельзя облажаться с тобой. Нужно довести тебя до ума, тогда мне доверят одну бедняжку, которая попала к вам в двадцать первый век из двадцать пятого. Она там у вас вообще не может из дома выйти, чтобы её машина не задавила. Не привыкла к машинам, которые давят людей, — мастерски «перевела стрелки» фея.

— Ух ты! — загорелись глаза Джейми. — А что там в двадцать пятом веке ещё есть интересненького?

— Да ничего такого, — равнодушно махнула пилочкой Мерседес. — Все обленились до конца, только и знают, что сидеть с голосовыми ноутбуками да переодеваться десять раз за день.

— Мерседес Сарди …

— Синдрилонская!

«Всевышний, а фею с именем попроще они мне не могли послать?»

— Не могли.

Парень опешил.

— Ты и мысли слышишь?

— Конечно! — мадам Синдрилонская даже чуть подпрыгнула на месте, а приземлилась уже, поработав крылышками. — Я же женщина!

— Ага. Мерседес Сирди... ой, прости, Сидри…

— Так, ну, хватит! Называй меня фея Вжик или просто Вжикки. Так меня зовут знакомые эльфы.

— Договорились, — просиял Джейми. — Фея Вжик, я кушать хочу.

— О, всемогущая Алба! — схватилась за головку Вжикки. — И за что мне всё это? Ладно, попробую что-нибудь придумать.

Пилка в её руках растворилась в воздухе, а потом исчезла и сама фея, да так быстро, что Джейми даже не смог уловить: она куда-то улетела или лопнула как мыльный пузырь.

Ему опять сделалось грустно. Он даже не стал задумываться над тем, как быстро и легко принял, что в его мире существует какой-то сундук времени и феи с их миром, которым правит какая-то Алба. Сначала хотелось есть. Джейми ждал Вжикки довольно долго, надеясь, что она появится с куском оленьего пирога, но вместо неё раздался лязг затворки в двери. Она открылась, в неё просунулся большой комок тряпок, после чего затворка с громким лязгом захлопнулась.

Снова обходя лужи и грязь, парень подошёл к входу и подобрал посылку. Размотав её, он обнаружил внутри кусок домашней колбасы и краюху хлеба. Колбаса была обугленная и горелая, а хлеб наоборот — сырой и вонял дрожжами, это не говоря уже о смердящих мышами и мочой тряпках, но Джейми принялся с аппетитом жевать тут же. Внутри колбасы оказалась вполне годная свинина, да и хлеб тоже показался съедобным, особенно вместе с мясом.

Съев всё до крошки, Джейми уже привычно уселся у стены и задремал. Он всё время просыпался и пытался улечься как-нибудь так, чтобы ноги не оказались в луже, или голова не попала под капли воды, поэтому промучился всю ночь. И это уже вторую подряд. Проваливаясь в сон, он опять погружался в тот самый сладостный, вожделенный мир с его школой и учителями, футболом и отличницей Шинейд МакАлистер, которая нравилась ему ещё в восьмом классе, и к которой он планировал «подъехать» чуть позже, когда она немного подрастёт и «созреет», а он — нагуляется и тоже «созреет». Просыпаясь, парень лелеял надежду оказаться дома в своей комнате в кровати, но всё ещё валялся на соломе у стены в замке в восемнадцатом веке. От несокрушимой силы разочарования делалось больно и душевно и даже физически, и он опять проваливался в сон.

Наутро, когда окошко вверху немного посветлело, ему уже казалось, что никакой феи не было, что всё это плод его воспалённого воображения, а настоящими были только вода, всё так же стекающая по стенам, да лужи всё так же воняющие гнилью. Очень хотелось принять душ или хотя бы умыться и почистить зубы, но парень не мог даже встать и пройтись, размять мышцы и немного развеять мысли — пришлось бы перепрыгивать через грязь.

Не зная, чем ещё заняться, он опять помочился в лужу и вернулся обратно, сел у стены.

Где-то через полчаса лязгнули железные запоры на двери, она заскрежетала и распахнулась. Вошёл мужик. Может, Джейми видел его вчера, но они все здесь показались ему на одно лицо, свирепые, угрюмые и с бородами, поэтому этого он встретил как незнакомца.

— Аидихт, — показал рукой незнакомец на выход.

Джейми не знал, что означает это слово, но жест понял безошибочно. Он послушно поднялся и двинулся на выход. За порогом его встретили ещё двое и, резко развернув задом, связали руки за спиной.

Его не повели на лестницу, что бедолагу несказанно огорчило, а сразу направили к дверям заднего двора.

На улице было пасмурно, но даже от такого света он зажмурился. Глаза резало, будто засыпало стальными опилками, а в теле стонали все мышцы до единой. Чуть проморгавшись, он окинул взглядом двор, и его кровь остановилась в жилах — почти по центру двора стояла виселица. Парень чисто машинально рванул назад в дом.

— Нет! Не надо! Я не хочу! За что?! — сейчас Джейми даже разозлился на себя, что позволил какой-то эфемерной фее или не пойми какому-то насекомому, стрекозе, запудрить себе мозги и поверить, что ничего с ним не случится. Может, он что-нибудь придумал бы и выбрался отсюда.

Его удержали и, не мешкая, поволокли к помосту, ибо уже поняли, что «клиент» силушкой не обижен и, не ровен час, может доставить им столько хлопот, что мало не покажется.

Устройство лишения жизни через повешенье соответствовало времени, в котором эксплуатировалось — своего рода лобное место из камня и железных обручей, на нём закреплена перекладина с верёвкой и под ней невысокая скамейка — вот и все хитрости.

Сейчас толпа стояла чуть поодаль, и людей в ней явно поубавилось, особенно женщин с детьми. Однако, всё те же килты, всё те же перемазанные, неряшливые глупые лица, на которых не просматривалось какого-нибудь такого уж ажиотажа или любопытства. По всему видать, народ привык к подобным событиям и наверняка видел что-нибудь и похлеще. Везде слышался негромкий говор на гэльском.

— Нет! Пожалуйста, нет! — выкручивался Джейми, но держали его очень крепко и постоянно подхватывали, даже если он вырывал руку или плечо. В такой манере затолкали наверх. — Вы не понимаете! — кричал бедолага. — Я ничего плохого не сделал! Вы казните невиновного! Это грех! — Но, судя по всему, люди его действительно не понимали.

И вдруг все затихли. Из дверей замка вышел тот самый седой господин с хвостиком. Он поклонился, и все до единого, даже конвоиры Джейми, склонили головы в ответ. Мужчина принялся что-то говорить на гэльском торжественным тоном, но из его речи приговорённый понял только приветствие и слово «сасенах». После отмашки седовласого, Джейми накинули мешок на голову.

— Да что же вы за люди! Вы что, не понимаете, что совершаете ошибку. Мистер! Мистер, Вы не правы! Вы берёте грех на душу! — парень почувствовал верёвку на своей шее. — Господи, если ты есть, не дай свершиться беззаконию! — крикнул он, что есть мочи.

В первое мгновение ему показалось, что в голове выключили свет. Потом вырубили и весь окружающий мир. Шею будто растянули и разорвали по живому, а в грудь перестал поступать воздух. Джейми сильно и резко трепыхнулся, потом ещё раз и…

Упал.

Неимоверным усилием мускулов всего тела он разорвал ветхую верёвку на руках и ослабил петлю на шее.

И только поле этого услышал крики и вопли толпы. Начав опять дышать, счастливчик сорвал с головы мешок и попытался встать, но ноги подкашивались. Его подхватили под локти, подняли, поставили прямо и снова связали руки сзади.

Найдя глазами господина, Джейми увидел, что тот очень раздосадован, и, когда их взгляды встретились, мужчина топнул ногой и круто развернувшись, скрылся в замке. Несостоявшегося висельника почти сбросили с помоста и опять начали толкать в двери. Но на этот раз повели сразу наверх.

«Опять к нему, — догадался парень. — Ай да фея, ай да умница. Может, и правда, вытащит отсюда? — от сердца немного отлегло, и Джейми уже приготовился к встрече с родителями. — Мама. Папа», — опять заныло внутри.

Его привели в ту же самую библиотеку. Седовласый ходил из угла в угол и нервно перекладывал вещи с места на место.

— Это плохо, — зло и громко наконец выговорил он. — Тебя повесить и всё, а теперь… — он подошёл к окну и сцепил в замок руки за спиной. — Теперь всё будет только хуже. Тебя нужно обезвредить. Выколоть глаза, отрезать уши.

— Э-э-э, вы чего! — отшатнулся парень. — Да что же это такое! Я вам говорю, что ничего плохого не сделал! Почему вы мне не верите?!

Мужчина сначала развернулся вполоборота, потом направился к своему пленнику и остановился ровно напротив.

— Долго на свете живу, — проговорил он вкрадчиво и старательно, но от этого его акцент не исчез и даже не смягчился. Джейми вообще стал подозревать, что господин не хочет хорошо разговаривать на английском принципиально, и совершено преднамеренно коверкает язык своих врагов. — Господь тебе заступился, значит, ты теперь мне надоешь. — Седовласый опять вернулся к окну. — Нужно что-нибудь придумать на тебя. Может, обменяем на наш человек, если капитан Рэндолл сказать да.

И после этих слов, даже не дав парню ответить или хоть как-то отреагировать по поводу своей судьбы, он подошёл к столу и позвонил в колокольчик. Произнёс какую-то фразу, обращаясь к вошедшему конвоиру, и Джейми опять вытолкали из библиотеки и повели по коридору.

Ему очень не хотелось возвращаться в свою «канализацию», но, к счастью, на втором этаже лестницы в башне они свернули в другую дверь и пошли по балкону главной залы теперь уже в обратном направлении. Его втолкнули в небольшую, но довольно чистую комнату с каменным полом, на котором в углу лежал вполне сносный матрац.

— А сразу сюда нельзя было? — сделал несколько шагов по комнате Джейми, прежде чем дверь за ним захлопнулась. Окошко на улицу, в котором он уже приготовился ждать фею, теперь было почти как у них дома в туалете только с внешней стороны его заковали в решётку.

«Прям размером с мамино зеркало», — первым делом подумал парень, только лишь пройдя в «апартаменты».

Стены каменные, холодные, но сухие. Даже камин предусмотрен, но, очевидно, с лета ещё не топлен. Джейми повздыхал, покряхтел, но делать нечего, снял с себя джинсы и принялся чистить засохшую грязь на боку.

«И как это у мамы так всё ловко получалось?» — бился он над оставшимся грязным пятном.

Ему очень хотелось завалиться сейчас на это матрац, но он боялся, что тот, вероятно, полон каких-нибудь насекомых восемнадцатого века, устойчивых к холоду. Фрейзер вспомнил о своей куртке с капюшоном, которую по пьяни порвал, зацепившись за железную кованую изгородь в парке Семи озёр.

«Дурак», — обругал он сам себя, хотя хотел сказать совсем не это.

Но всё-таки улёгся, подложив руку под голову, и… заплакал. Слёзы градом хлынули из глаз. Им овладевала сильная, непреодолимая тоска. Горькая и жгучая. Так захотелось сейчас, вот в эту самую минуту оказаться у себя дома. Да пусть даже и у дядюшки в замке. Да хоть у отца на работе или на занятиях Натана Шлейснера, его преподавателя по Мировому хозяйству. Так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь отменил весь этот кошмар. Никто не видел слёз Джейми, и от этого делалось ещё тоскливей, и чувствовал он себя ещё более одиноко. Сейчас можно было забыть, что он вообще-то красавчик, да и вполне себе «крутой перец» и всех «вертел». Сейчас он остался парнем, которому «повезло» попасть в непонятную передрягу и избежать виселицы.

Пролежал он так довольно долго. После того как приступ отчаяния и истерика после виселицы отступили, он встал, осмотрел камин и подошёл к окну. В него виднелись только подступы к замку, где расположились бродячие ремесленники — жестянщики и ткачи со своим товаром и услугами. Горело пару костров, стояло несколько повозок, меж которыми гуляли козы и паслись отвязанные лошади. Бегали ребятишки.

Вдруг он заметил идущую по тропинке довольно привлекательную девушку. Распущенные белокурые волосы, затянутая в корсет весьма тонкая талия, гибкие руки обнимали плетёную корзину, наполненную какой-то зеленью.

— Интересно, — высунулся он чуть больше, — кто такая?

Конечно же, по меркам двадцать первого века эта «ласси», как называют девушек на гэльском, показалась бы обыкновенной деревенщиной и «серой мышкой», но здесь и сейчас вполне сошла бы. Красавица подошла к замку и скрылась где-то вдоль его стен, а Джейми потёр пальцами свой скульптурный подбородок с уже хорошо отросшей щетиной и отошёл от окна. Он опять повалился за матрац и закинул руки под голову.

Он вспомнил своих «тёлочек». Тех самых, которые «лучшие». Среди парней он привычно оказывался самым высоким, самым красивым, самым выносливым — короче, самым-самым, поэтому, естественно, кому ещё могли доставаться самые-самые «киски». Только Фрейзеру. Но и они надоедали. Все эти бабы выматывали и часто устраивали истерики, пытались «всё вернуть» или «всё начать сначала», да только для них и Джейми это вот самое «всё» очень сильно различалось. Для него «всё» — это поход в паб, алкоголь, секс, потом утро, опять секс и — «всё». А для них «всё» было чем-то другим, но это уже их проблемы.

Забывшись в воспоминаниях, Джейми вздрогнул от того, что в замок двери вставили ключ и повернули его там четыре раза. Звук напоминал лязг гусениц танка.

На этот раз вошёл какой-то молодой парень, почти такой же, как и Фрейзер, только с усами.

— Выходи, — сказал он на английском.

Пленник поднялся, и только хотел было спросить, где здесь у них нормальные удобства, как тут же об этом забыл, поскольку уловил довольно вкусный запах еды. Мяса. Или ему так показалось с голодухи, но всё равно запах манил и дурманил мозг. Когда они вышли из комнаты и повернули на балкон главной залы, услышав ещё и незнакомые звуки, Джейми сделал шаг в сторону к ограждению и посмотрел вниз. По центру дядюшкиного холла выставили два длинных стола и накрыли их большими подносами с пищей.

Когда они входили в залу, на них посмотрел седовласый господин.

— Садись. Поешь с нами, — указала он остановившемуся у стола пленнику.

Парень тут же послушался, а его конвоир испарился.

За столами сидели в общей сложности человек двадцать-двадцать пять. В основном мужчины. Справа от седовласого склонился над своей посудой тот самый лысый, который влетел вчера в кабинет во время допроса.

На подносах лежали запечённое на косточке мясо, свёкла и солёные грибы. Возле каждого трапезника стояло по огромной кружке с какой-то жидкостью. Ели молча, практически не переговариваясь, некоторые даже не поднимали головы от посудин. В комнате не слышалось гомона, только постукивание, сопение и копошение.

Мясо оказалось вполне съедобным, да и грибы были не плохи. Какая-то прислуживающая женщина поставила возле Джейми такую же огромную кружку, и когда парень отхлебнул, то понял, что это не алкоголь, как он предположил, а что-то гороховое. Наподобие киселя.

Что там будет дальше и как, покажет время и седовласый господин, а сейчас парень решил полностью отдаться еде. Покушать он любил. Всегда. В любом веке и в любое время дня или ночи.

Поэтому ничего удивительного, что отдав процессу всего себя без остатка, не заметил, как в залу вошла девушка.

Ну, как девушка, вернее, девушка, конечно, но с гипертрофированными признаками восемнадцатого века. Без головного убора, без каких-либо украшений, огромное воронье гнездо чёрных кудрявых волос на голове, в платье больше напоминающем занавес какого-нибудь обедневшего театра, без корсета. Лицо с одной стороны было полностью покрасневшее и воспалённое как после сильнейшего солнечного ожога. Вероятно, именно ожогом объяснялось и отсутствие бровей с ресницами. Белок одного глаза красный с полопавшимися капиллярами, другой выглядел более нормально, но тоже как-то заплыл. Оба они смотрели исподлобья, угрюмо и мрачно — ни тени кокетства или слабости.

На девушку почти никто не обратил внимания, что её, судя по всему, ни капли не смутило. Видимо, здесь это было обычным делом.

Остановившись между столами, она громко поздоровалась:

— Добрый день, — сказала на гэльском очень грубым низким голосом, напоминающим звуки бас гитары.

В это момент Джейми поднял голову на гостью.

«О, Господи, а это что ещё за… бесноватый ёжик?» — опешил он.

— Добрый день, — поздоровался седовласый, а за ним наперебой и все остальные.

Девушка подошла к лысому, и тот подвинулся, не сказав ни слова и не выказав ни малейшего недовольства.

«Эта невменяемая ежиха его жена? — подумал Фрейзер. — Что-то больно молода».

Кстати, вошла она не одна. За ней семенил невысокий бородатый мужчина в рясе священника. Пока девушка усаживалась в голове стола, он быстренько приземлился с краю другого, едва войдя в залу, и, не дожидаясь, пока подадут посуду, тут же потянулся, взял с подноса кусок мяса и начал есть на весу.

Поскольку лысый отодвинулся в сторону седовласого, то представительница прекрасного пола уселась между ним и Джейми. Заняв место на лавке, она повернула голову в сторону пленника, а тот посмотрел на неё в ответ.

«Ну и пу́гало, — расширились глаза Джейми. — Господь Всемогущий, если такая приснится. Бр-р-р».

Что и говорить, столь близкий ракурс сыграл не на пользу девушке. Теперь, кроме обожжённой кожи, парень различил угри на носу, ещё не засохшие сопли над верхней губой, а также привычную уже грязь на щеке, возле небольшой родинки. А потом он перевёл взгляд на её руки, сложенные на столе, и чуть не потерял аппетит на всю будущую неделю. Грязные, все в каких-то трещинах, с обломанными, неравной длинны чёрными ногтями, в заусеницах, царапинах и прыщах. Парень мельком взглянул на свои ладони.

«М-да, скорей бы домой», — вспомнил он салонный маникюр Клариссы — его подруги и открытой лесбиянки по совместительству. Он любил с ней пить. Она не кокетничала, не заигрывала даже уже с порядочными процентами промилле в крови, и в компаниях вырубалась предпоследняя, когда вертикально голову держал только он один. Именно её маникюр парень и запомнил, у остальных не успевал — слишком уж быстро девушки исчезали из его жизни.

Та самая женщина, которая принесла ему что-то гороховое, поставила перед «ежихой» посудину и кружку.

И началось.

Её чавканье, хлюпанье носом и чуть ли не рычание, когда она начала разделывать мясо, заставили Джейми в третий раз забыть о еде. Она ела как мужик. Но не как, допустим, мистер Фрейзер-старший, а как нормальный мужик восемнадцатого века — руками, локтями и ноздрями. В один прекрасный момент гостья задрала юбку до колена и вытащила оттуда скин ду. Она отрезала мясо от кости и, не обтерев нож и даже не облизав его, спрятала опять под юбкой.

«Господь Всемогущий! — вопило нутро парня. — Это что ещё за… троглодит?» — Тут он начал явно поторапливаться с едой, потому как, не ровен час, эта недодевушка —перемужик съест всё в своей тарелке и на подносе, а потом спокойно может подвинуть к себе и его блюдо тоже.

Но он не угадал. Произошло кое-что другое.

Всё это время «прекрасная незнакомка» то и дело поглядывала на него, неохотно отрываясь от своей порции, и ничего удивительного в этом Джейми не находил. Поскольку такую как она вряд ли могла заинтересовать его смазливая мордашка — если только на предмет того, чтобы съесть и его тоже — то наверняка она просто изучает незнакомца.

Так вот в какой-то момент девица передвинула свою посудину через стол, поднялась и, обойдя его, встала за спинами у сидевших напротив Джейми мужиков. Те расселись в стороны, подвинувшись точно так же, как и лысый, не проронив ни слова возмущения, и девица уселась, оказавшись почти напротив парня.

И начался Ад.

Она уставилась на него, как индеец племени Тьыт* на часы с кукушкой. Почти не моргая. Не пропустила ни единого движения, смело, не стесняясь, заглядывала в рот, да и вообще глаз с него не сводила.

У Фрейзера мороз прошёл по спине, но этот «троглодит» смотрел на него именно как обитатель восемнадцатого века на человека двадцать первого века.

Вероятно, увидев, всё, что хотело, пу́гало поставило локти на стол и, ткнув в парня пальцем, повернул голову к седовласому.

— Кто он? — спросило оно на гэльском, но Джейми это понял.

— Сасенах, — ответил джентльмен.

— Хочу, — опять ткнуло пу́гало пальцем в незнакомца, и добавило ещё несколько слов на гэльском.

Господин не ответил, а только опустил голову к тарелке.

Даже пред виселицей, даже с петлёй на шее парень не хотел домой с такой силой, как сейчас.

«О-о-о, нет! Только не это! Не надо! Она же меня зарежет и съест, не прожарив хорошенько! — полетели у него искры из глаз, а от мысли, что она может иметь на него какие-то притязания как на мужчину, он зажмурился. — Господи, помоги! Меня же хотели отдать какому-то капитану Рэндоллу! Уж лучше ему, да кому угодно, только не этому пятикантропу!»

Когда несколько человек встали из-за стола и, не поблагодарив, куда-то ушли, к Фрейзеру сзади подошёл мужчина, дёрнул за локоть и кивнул головой на выход.

Парень посмотрел в последний раз на пу́гало. Оно ответило ему тем же выражением лица, с которым появилось в этой комнате, съело всё своё мясо и «отравило» Джейми всю трапезу.

— Спасибо, — вылезая из-за лавки, поблагодарил он. — Всё было очень вкусно. — И улыбнулся.

Вообще-то Джейми привык, что его улыбка доделывала всё, с чем не смогли справиться мозги и врождённое природное обаяние. Не ошибся и на этот раз. Все замерли с кружками и косточками в руках. На так называемом лице пу́гала мелькнула какая-то одна эмоция, но оказалась столь мимолётной, что парень её не распознал. Не успел.

С тем и покинул залу. Его отвели сначала в уборную, а потом опять в комнату с камином.

После такого обеда он наконец-то впервые довольно неплохо заснул, и ему почти ничего не снилось. Даже пу́гало, хоть он и боялся поначалу закрывать глаза, полный впечатлений по макушку.

Разбудил его лязг ключа в двери. Она уже привычно распахнулась, и вошёл опять какой-то незнакомый мужик.

«Однако, много у них здесь незанятого мужского населения. Все безработные, что ли. Только и дела им, что гостей из будущего конвоировать».

Повели Джейми снова в библиотеку. Теперь седовласый сидел за столом, напротив него расположился лысый. Между ними стояла шахматная доска с разнобоем начатой партии.

— Проходи, — пригласил его лысый.

Парень сделал несколько шагов вперёд. Тут он рассмотрел, что фигурки на доске заменены деревянными брусочками больше походившими на домино, на которых резьбой по дереву вырезали изображение короля, королевы и иже с ними. Так же, отсутствовали цифры и буквы по бокам поля.

«Не понятно», — успел удивиться Джейми, однако разговор уже начался.

— Так вот, — продолжил лысый. Он вполне нормально говорил на английском, только медленно. — Мы хотим обменять тебя у капитана Рэндолла на одного члена нашего клана и послали гонца в форт Уильям. Если капитан согласится, ты едешь к нему. Если нет, то тебя хочет в работники наша племянница — леди Лаллиброх фон Туарах, поэтому отправишься работать к ней в имение. Это не очень далеко отсюда. Что умеешь делать?

У Джейми глаза расширились от ужаса. Но тут он вспомнил, что представился сыном бродячих музыкантов.

— Петь умею. Танцевать.

— И всё? — заговорил вдруг седовласый. — Бродячие музыканты всё уметь. Ты тоже должен.

Джейми лихорадочно соображал: что ему выгодней — напроситься к капитану Рэндоллу или к пу́галу. Что-то подсказывало, что у капитана будет лучше.

«Мне нужно поговорить с феей! Срочно! Почему она меня не предупредила?!»

— Я ленивый, — улыбнулся парень и в следующее мгновение чуть не оглох от дружного хохота джентльменов.

Лысый встал и подошёл к нему.

— Лалли таких и любит. — Хлопнул он парня по плечу так, что тот чуть согнулся в коленках. — Она любит таких пороть. Говорит: рисует на их спинах хлыстом замечательные узоры. А когда шрамы заживают, любуется своей работой. — Успокоительно похлопал он Джейми по плечу и отошёл. — А рука у неё знаешь какая? — мужчина сжал свою ладонь в кулак, который своими размерами мог посрамить баскетбольный мяч. — Она рубит палашом не хуже мужика. И попадает гусю в глаз со ста футов. Так что, ты будешь в надёжных руках, парень.

«Господи, где там моя фея Мерседес Синдрилонская? Кажется, мне действительно пора домой!»