Страница 2 из 4
Чайкин кивнул.
– К стойке микрофона тянулся провод, – продолжала Екатерина Андреевна. – Раз это радиомикрофон, зачем провод? Я просто пошла проверить, куда он тянется. А там этот жуткий тип. Грязный, небритый! Фу!
– Так он же электрик, – вставил Чайкин.
– А разве электрикам мыться не полагается?
– Но он на работе…
– Такое ощущение, что он там провел целую неделю. Не моясь. В общем, вижу, он как раз с этим проводом возится, отсоединяет его. Тут я и поняла, что все это неспроста – ведь провод был подключен к электрическому щитку, там напряжение. А ночью прошел дождь, и доски, которыми покрыта сцена, были еще сырыми. Сухое дерево ток не пропускает, а вот влажное – отличный проводник. Отличный способ шарахнуть током кого-нибудь, особенно если он в туфлях на кожаной подошве. В общем, я этого электрика – цап! А он как начал вырываться. Он же мужик, а я слабая женщина. Я кричу, кричу…
– Но я сразу прибежал, – заметил Чайкин.
– Мог бы и быстрее.
– Это все? – спросил Завадский.
– А разве этого мало? – ответила вопросом на вопрос Екатерина Андреевна.
– Ладно, мы проверим. Чайкин, записал?
– Ага, – ответил тот, протягивая ему протокол.
– Распишитесь, – сказал Завадский Романовой. – И не забудьте указать: с моих слов записано верно.
Екатерина Андреевна расписалась в протоколе.
– А теперь можете быть свободны.
– То есть как? – возмутилась Екатерина Андреевна. – Вы не позволите мне присутствовать на допросе?
– Допрос – это наша компетенция.
– Но я настаиваю…
– Пожалуйста, покиньте кабинет.
– Но вы не можете…
– Пожалуйста, не мешайте расследованию. До свидания! Чайкин, проводи.
В отделе полиции царила суета. Вроде бы день как день, а все же что-то не так. Екатерина Андреевна сразу обратила на это внимание.
– У вас сегодня проверка? – спросила она у племянника.
– Как ты догадалась?
– Всегда тишина, все будто сонные мухи в мареве плавают по коридору, а тут – словно ошпаренные носятся.
– Ну да, проверка из главка ожидается. Внезапная.
– Никогда не понимала, как это про внезапные проверки все всегда узнают заранее.
– Есть свои люди…
– Так в чем же тогда смысл? Ведь проверка на то и существует, чтобы выявлять недостатки и слабые места в повседневной деятельности. А если вы про такую проверку узнаете и готовитесь к ней, как же проверяющие смогут объективно оценить вас? Прямо потемкинская деревня какая-то.
– Мы так уж тщательно подготовиться не успеваем, поэтому недочеты все равно найдутся. А если мы все оставим как есть, нас всех вообще уволят к чертовой матери.
– Туда вам и дорога!
Чайкин обиженно посмотрел на Романову.
– Ладно, не обижайся, – добродушно сказала она. – А нечего твоему Завадскому так со мной разговаривать!
– Теть Кать, но ты же…
– Что «я же»? Я за вас вашу работу делала. Если б я этого электрика не поймала, он бы сбежал, и ищи-свищи.
– Да, но… ты же так рисковала! Сан Саныч просто волнуется за тебя.
– Что? С каких это пор Завадский стал обо мне беспокоиться? Скажи лучше, его зависть берет, что я все ваши дела наперед вас раскрываю.
– Ну, положим, не все…
– Какая разница! Вы просто не допускаете меня до всех ваших дел, а то бы я повысила вам раскрываемость до ста процентов.
Чайкин хмыкнул, но не стал ей возражать.
– Теть Кать, а что ты вообще думаешь обо всем этом?
– Во-от! – протянула Екатерина Андреевна. – Начинается. То «пожалуйста, не мешайте расследованию», а то поделись, что ты об этом думаешь… Нет! Ничего я тебе не скажу. И вообще, мне пора. У меня дела.
– Ну, теть Кать! Какие у тебя дела! Брось…
– Что значит «брось»? По-твоему, у меня уже и дел никаких не может быть?
– Нет, я так не сказал.
– Нет, ты именно так сказал. Ты сказал: какие у тебя дела!
– Ну, прости, я не так выразился.
– Вот когда научишься правильно выражаться, тогда и поговорим.
И, повернувшись, Екатерина Андреевна быстрой походкой вышла из отдела полиции.
– Чайкин, ты где застрял? – послышался голос Завадского. – Давай задержанного в допросную.
Чайкин в сопровождении дежурного привел электрика в комнату для допросов и, усадив на стул, сел за стол напротив, взял в руки ручку.
– Итак, гражданин, Карпушкин, – начал Чайкин, – вы по-прежнему будете все отрицать?
Электрик молчал, уткнувшись взглядом в носки своих ботинок.
– Зря отпираетесь, Семен Игнатьевич. Все улики против вас, показания свидетелей говорят о том, что вы непосредственно причастны к убийству Златковского.
– Туда ему и дорога! – буркнул электрик.
– Что? Так, значит, вы все-таки признаете…
– Ничего я не признаю.
– Но вы же только что сами… Все показания говорят…
– Повторяешься, начальник, – сказал Карпушкин, злобно зыркнув на Чайкина.
– Ну и?
– Что «и»?
– Вы будете отрицать, что вы…
– Буду.
– И кто же это тогда, по-вашему?
– Не знаю. Может, инвалид.
– Какой инвалид? – удивленно приподняв брови, спросил Чайкин.
– Обыкновенный.
– Послушай, Карпушкин! – вмешался в разговор Завадский. – Не хочешь по-хорошему, мы ведь можем и по-плохому.
Электрик медленно обернулся и одарил Завадского ненавидящим взглядом.
– И не зыркай тут! Отвечай на вопрос, когда спрашивают.
– На коляске, – пробурчал Карпушкин и вновь уставился на свои ботинки.
– На какой коляске? – спросил Чайкин.
– На инвалидной.
– Ладно, Чайкин, заканчивай, – сказал Завадский, слезая с подоконника.
– Сейчас, – отозвался Чайкин, – минутку. А кроме инвалида вы видели кого-нибудь? – вновь обратился он к электрику.
– Еще ковбой был.
– Что?! – вскричал Завадский. – Ковбой?
– Ковбой? – переспросил Чайкин. – В каком смысле «ковбой»?
– Не в смысле, а в шляпе.
– Чайкин, уводи не его в камеру, – раздраженно бросил Завадский. – Все равно от него сейчас ничего не добьешься – уперся. Только время зря тратим. Пусть посидит, подумает.
Вечером за традиционным чаем после ужина Чайкин сидел насупившись. Екатерина Андреевна искоса поглядывала на внучатого племянника и в душе усмехалась. Она помнила, что сказала ему днем и предполагала, что беседа, в процессе которой она поведает о своих умозаключениях, касающихся убийства артиста Златковского, состоится как раз во время чаепития. И разговор этот, естественно, должен начать Чайкин. Она, конечно, немного пококетничает, повоображает, но потом все же поделится с ним своими соображениями. Но Чайкин упорно молчал. Обиделся, видно. Наверняка Завадский еще что-то гадкое сказал про нее. Ох уж этот Завадский! Но начинать беседу первой Екатерина Андреевна считала ниже своего достоинства. То есть, если бы предметом беседы было что-то, никак не связанное с работой Чайкина, она, конечно же, заговорила бы первой, как и полагается по этикету. Но здесь речь шла о тонких следственных материях, и племянник, по сути, выступал в роли просителя. Поэтому начинать должен был он. А он молчал как сыч.
«Ну, погоди же!» – подумала Екатерина Андреевна и достала из хлебницы упаковку купленных днем бубликов.
Вытащив из пакета ароматное колечко, все черное от мака, Екатерина Андреевна отправила его в микроволновку. Через полминуты она достала оттуда пышущий жаром бублик и, разломив, положила на край кусочек сливочного масла.
Чайкин так громко сглотнул, что Екатерина Андреевна огляделась по сторонам в поисках источника странного звука. Потом остановила взгляд на Чайкине и невольно улыбнулась – в его глазах пылало страстное желание отведать бублика. Екатерина Андреевна демонстративно поднесла бублик ко рту.
– Теть Кать! – проскулил Чайкин. – Ну не мучай!
Екатерина Андреевна сделала вид, что собирается укусить бублик.
– Ну, теть Кать, прости! Я был неправ. Я знал, что… Но Завадский…
– Вот! – вспыхнула Екатерина Андреевна. – Я так и знала, что это он. Подстрекатель! Если бы твой Завадский не выпер меня оттуда в своей неизменно хамской манере…