Остров перевертышей. След орла

Она не любила сплетен и косых взглядов, поэтому не афишировала свое происхождение. Не хотела, чтобы другие ученики считали, будто она на особом счету и может рассчитывать на поблажки. И просила ближайших своих друзей, Нанду, Брин и Джо, которые обо всем знали, не распространяться на эту тему прилюдно. Однако болтливому бразильцу сложно было вбить что-то в макушку, и Мара отлично понимала, почему ее биологический отец предпочел пораньше выпроводить с экзамена этого неугомонного остряка. Ей повезло больше: у нее практические занятия вел другой преподаватель, Найджел Смеартон. И пусть они с Марой на дух друг друга не переносили, на его уроках она могла хотя бы отдохнуть от выходок своего товарища. Конечно, Нанду был добрым и веселым парнем, но иногда его становилось слишком много.

Брин и Джо появились в главном здании ближе к ужину. Дождь к тому времени зарядил стеной, и на Бриндис Ревюрсдоттир было жалко смотреть. Ее серебристо-белые волосы висели мокрыми сосульками, тонкая фарфоровая кожа покрылась синеватым мраморным рисунком. Хрупкая исландка и так отличалась удивительной для своего родного климата мерзлявостью, а уж провести на таком ветру несколько часов… Профессор Эдлунд явно не проявил сегодня чуткости и сострадания. Неужели нельзя было вызвать Брин на испытания одной из первых? Вот Джо мог и подождать: этому индейцу-великану из Канады ливень не причинил ни малейшего вреда. Он витал в своих мыслях, и Мара не была даже уверена, что он смог бы сейчас безошибочно ответить на вопрос, какая на улице погода.

 – У меня десятка, – похвасталась Брин, придвигая дрожащими пальцами тарелку дымящегося супа.

 – А у тебя? – Мара взглянула на индейца, который уже вовсю наворачивал мясное рагу.

 – Семь, – буркнул Джо Маквайан.

 – Почему?! – выпрямилась Мара: Эдлунд редко ставил плохие оценки, надо было основательно потрудиться, чтобы заслужить нечто подобное.

 – Неважно.

Мара перевела взгляд на Брин, та предупредительно помотала головой. Это означало: Джо сейчас лучше не трогать. Что ж, он и так был не самым разговорчивым, а уж если впадал в дурное настроение, и вовсе не стоило приставать к нему с расспросами. Видимо, действительно придется совершить вечернюю вылазку с Нанду, чтобы Джо, с которым бразилец делил комнату в корпусе мальчишек, смог насладиться тишиной.

 – Ничего, главное, что вы уже сдали, – подытожила Мара. – У меня Смеартон только через два дня. И каникулы.

 – А мифология? – Брин откинула волосы назад и повыше подняла толстый ворот шерстяного свитера. – Мне еще двенадцать билетов учить.

  – О чем речь? – подошел к столику Нанду и звонко хлопнул по нему подносом с едой, отчего стакан с соком опасно качнулся. – Вы что, обидели моего Джозефа? У меня от его недовольной физиономии бывает несварение.

 Джо молча вздохнул, на его скулах зашевелились желваки. Мара прямо-таки слышала, как он в сотый раз повторяет: «Я – Джо!». Но поправлять Нанду было делом неблагодарным, и индеец явно устал в этом упражняться. Избрал другую тактику: не обращать внимания. Однако и она не работала. Бразилец упрямо называл друга Джозефом.

 – Мы про экзамен по мифологии, – торопливо вмешалась Брин, стараясь предотвратить конфликт. – Тебе сколько осталось учить?

 – Мифология – ерунда, – отмахнулся Нанду. – Главное, помнить, кто из богов был чей муж, а кто чей сын. А там уж всегда можно что-нибудь наплести. Миссис Дзагликашвили меня обожает.

Мара фыркнула от смеха, и сок чуть было не пошел у нее носом. Она вспомнила, как на последней лекции тучная грузинка Медеа Дзагликашвили, их преподаватель по мифологии, неистово орала на Нанду, наливаясь пунцовым, за то, что он все занятие шепотом рифмовал китайских божеств с нехорошими словами, не давая сосредоточиться остальным ученикам. Пожалуй, во всем Линдхольме было не сыскать преподавателя, который бы относился к бразильцу с минимальной симпатией, хотя сам Нанду был твердо уверен в обратном.

На самом деле, из всех учеников миссис Дзагликашвили выделяла именно ее, Мару. Сложно было понять, почему. Возможно, имя Тамара вызывало в женщине смутную тоску по родине, отчего она величала студентку Тамрико. А может, просто чувствовала интерес к своему предмету. В отличие от Брин, Мара не мучилась с зазубриванием билетов, а читала древние истории взахлеб, погружалась в причудливую вязь волшебных сказаний. И потому ей не составляло труда запоминать образы и имена, иерархию и генеалогию вымышленных существ. Ей хотелось в них просто верить, тогда как исландка во всем искала логику и практическую ценность.

Насытившись ужином и болтовней с друзьями, Мара направилась в свой домик. Ливень перестал, и теперь грязь смачно чавкала под ногами. Со стороны моря донесся протяжный гудок: Густав Петерсон, смотритель маяка, причалил к пристани на школьной яхте «Сольвейг». Он отплыл в Стокгольм за припасами еще рано утром, наверное, долго не мог вернуться из-за шторма. Мара поежилась: ей зябко было даже думать о неприветливой черной глубине соленых вод. Морская романтика ее не привлекала. Густав должен был забрать для Мары новую толстовку с высоким воротником, – других она не носила из-за ожогов, покрывающих шею. Их оставил пожар, в котором она чудом выжила еще младенцем и потеряла маму.