Вторая жизнь

Особой ранимости и чуткости я не заметила, но кивнула в ответ, мне нетрудно немного слукавить. Ведь память может вернуться, доктор же обещал, и будет очень неловко, если я сейчас буду обращаться с родными грубо и холодно.

- Извините, а как мне обращаться к миледи? А еще вы не могли бы назвать имена моих родителей и мое заодно? – вспомнила насущный вопрос.

- Миледи зовут Алисандра Монфри. Милорда маркиза, вашего отца, Рейгар Монфри, а вас назвали в честь бабушки, мир ее праху, Рибианна.

- Как? – мне показалось, что я ослышалась.

- Рибианна, - повторил доктор, улыбаясь. – Слуги обращаются к вам «маленькая леди» или «госпожа Риби», миледи часто зовет Рыбонькой и другими ласковыми словами. Вы называли ее маменька или миледи.

Полный кошмар, я еще и «рыба» для родственников.

- Дайте угадаю, я скромная, застенчивая девушка без собственного мнения и всегда делаю то, что скажут родители?

- Вот видите, я же говорил, что память начнет к вам возвращаться, - обрадовался эскулап.

Тут он ошибся, память ко мне не вернулась, но выводы я кое-какие сделала. И уже не так расстраивалась, что ничего не помню, может, это мой шанс начать жизнь с нового листа. Если родственники надеются, что им удастся вернуть ту кроткую овечку, то зря. И начну я с малого – никаких больше «маленьких леди» и «рыбок».

- А день рождения у меня когда?

- Третьего дня Стуженя месяца вам исполнится двадцать один.

- Это много или мало? – у меня не получалось сориентироваться с возрастом. Глядя в зеркало я видела молоденькую девушку, но озвученный возраст ассоциировался с замужеством и детьми.

- Как сказать, девушек из благородных семейств выдают замуж лет в семнадцать-восемнадцать, а деревенских и того раньше. Так что, наверное, много, но вы всегда были слабы здоровьем, да и миледи в вас души не чаяла. Вот и не выдали вас замуж в положенное время, а потом вас подкосила затяжная болезнь на два года. Но не расстраивайтесь, выздоровеете, и родители найдут вам достойного супруга. Я вас утомил, отдыхайте, рекомендации я оставлю миледи Алисандре.

- Подождите, а как зовут вас?

- Доктор Корвус, - точно, именно эту фамилию озвучивала маман, называть хозяйку дома «маменька» язык не поворачивался, наверное, ограничусь формальным «миледи».

- До свидания, доктор Корвус. Надеюсь, вы будете заходить чаще, у меня еще много вопросов, - улыбнулась старичку.

- Я рад, что болезнь вас пощадила. Память - это самое незначительное, что она могла забрать, - позже надо будет выяснить все про эту таинственную болезнь. Почему никто не говорит ничего конкретного о ней? – Всего вам доброго, выздоравливайте.

***

И потянулись скучные, однотипные дни. Выходить из комнаты мне не разрешали, мотивируя тем, что доктор велел лежать две недели. На мое заявление, что доктор запретил выходить на прогулку в ближайшие две недели, а не из комнаты, никто не реагировал, отвечая, что это распоряжение миледи. Разговора с ней тоже не получилось. Когда я попыталась настоять на своем и все-таки покинуть комнату, чтобы осмотреть хотя бы дом, маман залилась горючими слезами, схватилась за сердце, имитируя приступ. В общем, я из больной резко превратилась в черствую, неблагодарную дочь, которую миледи собственноручно спасла от смерти, недосыпая и недоедая, подорвав при этом свое и без того слабое здоровье. И если я хочу ее смерти, то могу идти на все четыре стороны, но дверь все же за собой она закрыла на ключ. Сломать крепкую дубовую дверь я бы не смогла даже будучи в полном здравии, а за окном потихоньку наступала зима, так что побег откладывался до теплых времен, возможно, к тому времени миледи успокоится, и материнский инстинкт не будет замещать ей здравый смысл.

Примерно через две недели я удостоилась чести познакомиться с отцом. За это время мои познания в окружающем мире не продвинулись, если не считать того, что я заочно знала всех слуг и половину жителей окрестной деревни, благодаря Наденьке. В тот день я как раз сидела в кресле у окна, любуясь на первый снег, мягкий, пушистый, он падал крупными хлопьями, хотелось выйти на улицу, ловить ртом снежинки или слепить снеговика. Я слышала, как щелкнул замок, и дверь открылась. С недавних пор меня все время запирают, наверное, боятся, что я убегу от такой заботы. Вообще-то правильно боятся, еще несколько недель взаперти, и я начну всерьез продумывать план побега. Оборачиваться было лень, да и неинтересно, ничего нового я бы там не увидела.

- Доченька, поздоровайся с батюшкой, - защебетала миледи Алисандра. Иногда мне кажется, что она считает меня отсталой в развитии или не старше лет пяти.

Я обернулась, но вставать не стала, они же считают меня больной, вот и буду сидеть, а реверансы пусть сами себе делают. Рядом с маман стоял высокий подтянутый Лорд, именно так, с большой буквы. Теперь я знала, в кого у меня такой цвет волос, он производил впечатление вылепленного из снега: белые волосы, кожа и глаза то ли светло-серые, то ли светло-голубые. Разительным сходство со снежной фигурой делал контраст одежды, она была вся черная. Вдобавок холодное выражение лица: ни тебе радости от встречи с дочерью, ни просто участия, что увидел ее живой и здоровой.

- Добрый день, дочь. Как твое здоровье? – не дождавшись моего приветствия, он обратился ко мне первый. Я не собиралась его игнорировать, просто засмотрелась, ища между нами возможное сходство.

- День добрый, милорд, - так же равнодушно, как и он, поприветствовала его, не обращая внимания на закатывающую глаза миледи. Она явно делала мне какие-то знаки из-за спины милорда. – Здоровье уже лучше, видимо, поэтому меня закрывают, наверное боятся, что я поврежу себе что-нибудь на радостях.

Я смотрела ему в глаза не отрываясь, хотела не пропустить ни одной эмоции, если он на них способен, конечно. И мне это удалось. Он ухмыльнулся уголком рта, сказав: