Страница 16 из 23
Он взял ручку и стал писать: "Имеют место быть отдельные полеты автобусов над городом, что создает повышенную опасность для рейсов гражданской авиации, в смысле кукурузника,- он с удовлетворением перечитал написанное, похвалил себя за тонкость формулировки и красоту стиля и закончил: "Полеты автобусов впредь прекратить до оборудования их приспособлениями против вываливания пассажиров на землю, а также до окончательного согласования расписания рейсов автобусов и самолетов".
Тут в кабинет вошла секретарша с распечатанным конвертом в руках.
- Что, Лидусик? - вскинул на нее затуманенные очи председатель.
Секретарша брезгливо поджала напомаженные губы и, сверкнув маникюром, двумя пальчиками подала ему конверт.
- Анонимка. От Доброжелателя. На Пришельца и его компанию.
- Да,- промычал Никодим Осипович, отрываясь от бумаг.- Он может хлопот доставить. Ну ладно, пошли кого-нибудь за Пришельцем. Пусть соберет своих друзей - и сюда, в тринадцатый кабинет. Поручи Николаю с ними побеседовать.
Вот так и случилось, что ближе к концу знойного июльского дня, когда солнце, раскалив городок, все стремительнее катилось вниз к горизонту, в комнате номер тринадцать, окна которой выходили прямо на улицу Хорогодскую, собрались известные нам лица. Они ждали в томительной духоте и то недоуменно поглядывали друг на друга, то бесцельно посматривали в окно. Там по улице возвращались с пляжной Мекки слегка утомленные, розоволицые, с облупившимися носами отдыхающие: в беленьких картузиках на голове, в цветных рубахах, фривольно завязанных узлом на голом животе. В комнату через узкую форточку доносился их веселый смех и оживленный говор. Слыша это, собравшиеся тоскливо вздыхали.
К счастью, ожидание их не было долгим. Инструктор Николай - веселый молодой человек с пышной шевелюрой - быстро вошел в комнату, подмигнул взволновавшейся компании и, бегло взглянув на часы, бодро заявил:
- Не волнуйтесь. Анонимка, конечно, идиотская. Но, сами понимаете, объяснительную каждому из вас придется написать. Формальность, конечно, но...
- О чем эта мерзость? - не сдержался Садовник. Николай пожал плечами.
- Ерунда какая-то. Вы, Садовник, обвиняетесь в том, что выращиваете рассаду опиума. О Пришельце сказано, что он опасен в пожарном отношении, так как и здоровый очень горяч, а если заболеет, то в прямом смысле слова огнем пылает...
Присутствующие с безмолвным удивлением внимали плоду болезненной фантазии Доброжелателя, и никто не замечал, что в полуоткрытую дверь зорко и враждебно вглядывается чей-то глаз.
- ...Охотник обвиняется в браконьерстве. А ты, Мальчик, в хулиганском поведении - у дряхлых старушек сетки с хлебом выдираешь у магазина, котам глаза выколупываешь...
Охотник ерзал на стуле, непривычно свирепо посверкивал глазами и причитал:
- Ладно, пусть о нас, взрослых. Хоть и это как-то... не совсем. Но зачем и Мальчика впутывать? Отвратительно! Ужасно! Не кровожаден я, но... Если бы встретил сейчас Доброжелателя, и ружье под рукой было, то...
Пришелец, болезненно сморщившись, прислушивался к разговорам, и вены на его тонкой птичьей шее ритмично вздувались.
- Не человеческая психология,- бормотал он сам себе.- Нет, не человеческая.
- Обо мне, что этот подлец накарлякал? - мрачно поинтересовался Мастер Золотые Руки и выложил на стол огромные кулаки свои.
- Что вы тайно мастерите самогонные аппараты и втридорога продаете их населению.
- Я? Самогонные аппараты?! - только и смог Мастер, что в крайнем изумлении повторить подлые слова анонимки. Столь бесстыдная ложь поразила его в самое сердце - кулаки бессильно расслабились, поникла могучая голова.
- Да не волнуйтесь вы, мы и сами, конечно, понимаем, что все это выеденного яйца не стоит. Но порядок есть порядок, и по данному вышеизложенному вопросу каждый из вас должен предоставить объяснительную.Он еще раз взглянул на часы и со вздохом облегчения закончил: - Вот это и все. Объяснительные сдадите секретарю.
Глаз за дверью взблеснул, как уголь, послышалось глухое, словно собачье, ворчание. И вдруг черная туча стала вползать в дверную щель, окутывая людей непроглядной тьмой.
- Как это "все"? - возопил из тьмы чей-то зловещий голос.- Почему "выеденного яйца не стоит"? Прежде надлежит тщательно проверить все факты, указанные в письме!
Люди, слушая, будто оцепенели, будто сковал их невидимыми цепями этот голос - странно знакомый, заполняющий все естество тоскливым беспокойством. Лица у всех окаменели, потускнели взоры, и сам мозг, казалось, оцепенел, пораженный ядом гнусных звуков, непостижимым образом сложившихся в человеческую речь.
Тут тьма потихоньку рассеялась, и стало видно стоящего в центре комнаты разъяренного Доброжелателя. Его седые волосы были растрепаны, а полную физиономию ежесекундно искажала гримаса гнева и ненависти. Губы старого пасквилянта дергались, обнажая верхние зубы - острые и большие, как у крысы.
- Все вы сами себя погубите, бестолковые,- визжал Доброжелатель.- А ты, Мальчик, ты - источник всех вышеназванных бед! Из-за твоего проклятого воображения все чудеса и нелепости происходят. Какую глупость ни придумаешь, все сбывается!
Тут в окно постучала тонкая загорелая рука и заглянула премиленькая девичья мордашка. И враз злые чары рассеялись, спало оцепенение, все задвигались, заговорили. Николай расправил широкие плечи, взгляд его приобрел прежнюю ясность.
- Ты что это тут делаешь?! - гаркнул он на Доброжелателя с лихой угрозой.- Ты разве забыл о постановлении запрещающем колдовство в общественных местах и государственных учреждениях?
Доброжелатель тоненько и противно захихикал.
- Нетушки, нетушки! Не шейте мне нарушения. Ни одна судебно-колдовская экспертиза ничего не покажет. Это точно. От страха вы оцепенели. От страха! Ха-ха-ха!
- Жирная крыса,- содрогаясь от негодования и отвращения проговорил Мальчик.- Отвратительная крыса! - Голос его креп.- Если я взаправду могу творить чудеса, то ты сейчас превратишься в настоящую крысу. Человеком ты стал по ошибке. Крыса, стань крысой!
Последние слова он произнес с такой силой, что звоном отозвались оконные стекла. Что-то ослепительно ярко засверкало, словно заходящее солнце снова в полную силу ударило в комнату своими лучами. Взгляд Мальчика приобрел острый блеск штормовой волны. И тут лицо Доброжелателя, оцепеневшего от ужаса, стало стремительно вытягиваться, превращаясь в крысиную морду, руки стали лапками, покрытыми короткой серой, словно седоватой, шерсткой. Доброжелатель зашатался и, не в силах более держаться на ногах, упал на колени. Но и на коленях долго стоять было нельзя, и он наклонялся - опускался все ниже.