Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 17

Не сдерживая себя больше, я бросилась в его объятия и расплакалась. Выливая все то, что накопилось во мне. Страх, боль, отчаяние, все слилось в единый порыв быть понятой и принятой другой стороной. Объятия, сжимавшие меня, были сильными и крепкими, стоять вот так я могла бесконечно. Но он видимо решил, что нам пора и, отодвинув меня, произнес:

- Нам нужно ехать! Похороны через два часа в церкви Св. Иоанна Крестителя. Тебе наверно еще нужно будет заехать, принять душ и переодеться, да?

 А что еще я ждала? Неужели я думала, что он броситься меня утешать, гладить по голове и говорить, что никогда не оставит меня больше! Смешно!

- Да, ты прав! Извини за это? Я слегка перенервничала из-за последних событий! – сказала я, мотая головой и руками.

- Я рад тебя видеть, Адалина! – тихо произнес он

А мое сердце снова рвалось наружу, пытаясь справиться с ударами. Я улыбнулась сквозь слезы и прошептала:

-Я тоже!

 Сев в машину, я несколько раз выдохнула, приводя себя в порядок.  Пока Антонио укладывал мой чемодан, я взглянула в зеркало, увидев, что тушь растеклась, я прокляла себя за то, что послушала Лору и накрасилась. Приведя себя в порядок и обернувшись, я увидела, как Антонио заводит мотор, не сводя с меня глаз. И от этого мне стало неловко. Я отвернулась к окну, скрываясь от его глаз и ища спасение в проплывающих за окном картинах.

- Нам долго ехать? – спросила я.

- Нет, минут 40, если не будет пробок! – сказал он, не отрываясь от дороги.

 Я отвернулась, боясь взглянуть на него и навсегда забыться в нем, в его глазах. Господи, спаси! Я обречена, любить человека, которому безразлична. С каждой минутой я приближалась к концу. К тому, что больше не увижу своих родителей, и с каждой минутой, ком в горле, не давал мне дышать. Давясь слезами, я смотрела в окно, пытаясь справиться с эмоциями. Но чем ближе я подъезжала к дому, тем сильнее становились они. Антонио взял мою руку и сжал, словно говорил: «Держись милая, я рядом!» От неожиданности, я обернулась и посмотрела в его глаза, ища в нем подвох. Но его глаза были направлены на дорогу, губы сжаты, а костяшки на пальцах побелели оттого, как сильно он сжимал руль.

- Спасибо – глухо прошептала я.

Подъехав к дому, я прислонилась лицом к стеклу и закрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями.





- Прошу, Господи прошу! Дай мне сил вынести это! – шептала я.

Message to the Bears- You Are a Memory

В этот момент дверь открылась и Антонио, протянув мне руку, помог вылезти из машины. Зайдя в дом, я вдохнула его запах. Запах родительского дома, запах любви и заботы, когда-то обитавшей здесь. Но этого больше не чувствовалось. Я знала, что больше здесь не будет этого. Папа больше не распахнет своих объятий, чтобы обнять меня, не пожалеет и не погладит по голове, если я упаду, и больше никогда не поругает и не закричит, если сделаю что-то плохое. Также, как и мама. Их нет, и вместе с ними, умерла какая-то часть меня. Я молча поднялась в свою комнату. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как я уехала. Все было так, как я оставила. Видимо отец надеялся, что я скоро забуду Антонио и вернусь. Антонио занес чемодан в комнату и тихонько вышел, ничего не говоря. Я разделась и пошла в душ. Стоя под струями воды, я пыталась смыть с себя усталость, страх, боль, вину. Вину, за то, что так и не приехала к нему, когда он столько раз просил. Боль от того, что не смогла попрощаться с ним. Страх, который сковывал меня словно оковами, страх, за то, что больше никому не нужна. Смыть с себя это все и больше не чувствовать этой ужасающей пустоты и одиночества! Простояв так и забыв о времени, я выплескивала шквал эмоций, запертых столько времени во мне, поэтому, когда я услышала голос Антонио, то не сразу сообразила, что это не мое очередное видение, а живой голос.

- Адалина! С тобой все хорошо? – спросил он

- Хорошо! Хорошо! Я выхожу – сказала я, испугавшись, что он войдет.

Выйдя из душа, я села за столик, и взглянув на себя, ужаснулась. Опухшие, красные глаза и такой же нос, украшали мое лицо, лучше всяких румян. И я плюнула, понимая, что могу и не краситься, да я, и не обязана. Я высушила волосы, надела черное платье, которое подчеркивало мою фигуру, и обула простые черные балетки, проигнорировав туфли. Последним штрихом была шляпка с черной вуалью. Оставив распущенные волосы, и надев ее, я опустила вуаль, которая прикрывала мое лицо. Мое тело прикрывало платье, а балетки ноги, и лишь моя душа была не прикрыта. Она была обнажена и кровоточила, и не было в мире такого саванна, в который ее можно было завернуть…

В церкви было слишком много народу, все старались выразить свои соболезнования, а мне лишь хотелось, чтобы это все поскорее закончилось. Антонио всю мессу, держал меня за руку, боясь видимо, что я могу упасть в обморок. Мое лицо прикрывала вуаль, но он видел, что по моим щекам струятся слезы. Он сжимал мою руку и старался за меня принимать все слова сочувствия, давая мне время проститься с отцом и прийти в себя. Прийти в себя! Что это значит? Быть вежливой и веселой? Улыбаться всем и говорить, что все будет хорошо? Что я в порядке? Что это? В таких ситуациях, человек никогда не придет в себя, не для кого, да и не зачем! Я посмотрела на него, благодаря Бога, за то, что он делал все это за меня. Что теперь будет? Что делать теперь, когда я совсем одна? Глядя на него я думала, кто мы друг для друга? Друзья? Враги? Непонятно. Я мечтала лишь об одном, остаться одной и никого не видеть. Словно прочитав мои мысли, он прошептал мне на ухо:

- Скоро мы уже поедем домой, и ты сможешь побыть одна!

 Стоило ему произнести эти слова, как я поняла, что не хочу оставаться одна, я хотела, чтобы он был рядом. И боясь, что он уйдет, я прошептала:

- Ты побудешь со мной? Хотя бы ненадолго? – мои глаза были полны мольбы и боли, и он не смог отказаться.

- Конечно! Сколько потребуется!

 Этот день навсегда останется в моей памяти, как самый тяжелый. Я не помнила, как все закончилось, когда я очнулась, мы уже подъехали к дому. Зайдя в дом, я скинула балетки и шляпку и, пройдя к бару, плеснула себе виски. Осушив залпом бокал, я налила еще и, взяв его в руки, прошла к дивану. Присев на него, я поджала ноги и, откинувшись на спинку, закрыла глаза. Слезы тут же предательски потекли по щекам, словно их было недостаточно, и они норовили утопить меня и всех, кто был рядом. Я сделала глоток, чтобы успокоится и, открыв глаза, увидела, как на меня смотрит такая же пара зеленых глаз, как и у меня. Он совсем не изменился, лишь стал повыше ростом. Красивый цвет глаз, как и он сам, притягивали взор. Белая рубашка была закатана до локтей, в руках он держал пиджак. Его темные волосы были всегда взъерошены, но смотрелись аккуратно. Вот и сейчас он казался мальчишкой в свои 35. Посмотрев на мою руку с виски, он бросил пиджак на кресло и спросил: