Альпийское золото

— Ты же сам меня вчера раздевал!

— Это было вчера, — прошептал он мне в губы. Майка задралась к ключицам. Он был такой жаркий, такой твёрдый, такой напористый…

— Стой, стой, — с трудом переводя дыхание, выдавила я из себя.

— Что?

Ненаш уже держал меня на руках. Ах, эти изумрудные глаза напротив… Но вопреки ожиданию взгляд его был ясный и внимательный, хотя я чувствовала, как перекатываются под кожей его мышцы, похожие на стальные тросы. Как он почти дрожит от напряжения. От ожидания.

— Я же человеческая женщина, — я заставила себя улыбнуться. — Я не могу так быстро.

Его руки стали медленнее, прикосновения мягче, а поцелуи — более нежными.

— Так лучше?

— Да, так лучше.

Безудержного секса я получила сполна. Прямо там, в коридоре у стены. Потом в ванной. Потом мы, наконец, добрались до дивана. 

На улице стояла глубокая ночь то ли субботы, то ли воскресенья. За окном опять кружили неторопливые снежинки. Я лежала на груди Нена и слушала сердце, бьющееся прямо у меня под ухом. Ни один из моих предыдущих человеческих любовников (пусть у меня их было совсем немного) не стоил даже упоминания в сравнении с тем, что я переживала сейчас. Интересно, Эльф был таким же искусным? Да даже если только вполовину: его нужно было бы беречь, как национальное достояние и не отпускать ни в какой из миров! Проклятье, и ни одна из подруг даже полусловом не намекнула насколько он хорош. Хотя я должна была бы догадаться — ведь не просто так они к нему, как на паломничество, в очередь выстраивались?

Что же я буду делать когда Ненаш уйдёт? Он ведь не может оставаться здесь, на Земле, вечно. Подучит меня чутка и поминай как звали. А я после такого на человеческих мужчин даже смотреть не смогу! Хотя, может, дело на самом деле не в том человек он или нет: ничего экстраординарного в нём действительно не было (уж длинные волосы занятиям любовью скорее наоборот мешают, чем способствуют). Может, дело в опыте?

— Нен?

— Да, золотце, — надо же, я теперь золотце.

— А сколько тебе лет?

Я почувствовала, как мышцы под моей рукой каменеют. Не думала, что такой невинный вопрос его так напряжёт.

— Много, — наконец, тихо ответил альп. А то я не догадывалась. Если только сто восемьдесят пять лет в темнице — даже если это вся его жизнь — ему должно быть минимум двести лет. А для человека двести лет — невозможный срок. Двести лет назад Наполеон ещё коптил небо. А если альпы живут пока не убьют, как эльфы из сказок?

— А точнее?

— Очень много.

Прямо девица, вечные восемнадцать, блин. Ладно, будем считать, что Нен — китайский тысячелетний старец, женьшень — наше всё, а серебряные волосы — это седина.

В любом случае, эту часть моей жизни выдумкой, галлюцинацией или розыгрышем уже не назовёшь. Слишком всё как-то… по-настоящему.