Пузожители

И Ксюша не звала себя ее хозяйкой. А называла… мамой.

* * *

Алиса напомнила мужу об обещании сделать искусственное оплодотворение в июне, если до этого времени им не удастся забеременеть.

Но Олег развел руками:

– Извини, но это попросту нечестно. Год надо считать не с того момента, когда мы о чем-то там договорились, а с того, когда ты перестала пить противозачаточные. А это и полгода не исполнилось. Так что рано еще. Давай лучше деньги на отпуск потратим. Мальчишек на море отвезти надо.

– Но мы вполне можем позволить себе и то, и другое.

– Так, а это мы с тобой уже обсуждали. Давай не будем ссориться. Деньги зарабатываю я и только я решаю, на что их тратить. Ты можешь высказывать пожелания.

Алиса едва не задохнулась от обиды.

– Значит, пожелания высказывать? Ну, спасибо тебе, дорогой! А может, мне вместо того, чтобы так отчаянно пытаться родить еще одного ребенка… Может мне работать пойти, а? Старших в школу, Витька в детский сад. А я – на работу. И через год посмотрим, кто больше зарабатывать будет.

После того, как Саша Еремин уехал в Петербург, муж совсем распоясался. Во-первых, он избавился от привычного гнета ревности. Да, он понимал, конечно, что Алиса от него к Саше не уйдет, и все же присутствие преданного поклонника держало мужа в тонусе. К тому же, Алиса привыкла в случае любых разногласий с мужем обращаться за помощью к Сашке. Объединившись, жена и лучший друг могли убедить упрямца в чем угодно.

Разумеется, она могла позвонить в Питер и провернуть все то же самое по телефону, но понимала, что делать этого не стоит. Что надо дать Сане свободу и учиться решать свои проблемы самостоятельно.

Размолвки у Воробьевых стали возникать одна за одной. Алиса стала чаще высказывать мужу претензии, о которых прежде молчала. В пылу ссоры каждый из них жалел, что громоотвод, в лице Еремина, теперь далеко.

Все чаще, поругавшись с женой, Олег ехал ночевать не домой, а на дачу в Голицыно. Алиса была этому даже рада – она устала от бесконечных упреков и разговоров на повышенных тонах. Грешным делом, ей несколько раз приходила в голову мысль о разводе. Останавливали мальчики. Они обожали и мать, и отца. И пока еще не подозревали, насколько серьезны ссоры между родителями.

* * *

Гостиница для летного состава в Магадане напоминала музей быта СССР. По крайней мере, мебель не меняли, очевидно, с тех самых времен. Тогда же, должно быть, в последний раз красили стены, никогда не знавшие обоев, и меняли деревянные рамы на окнах. Да-да, о стеклопакетах тут, похоже, и не слышали. Вместо электрочайника у дежурной по этажу можно было получить заскорузлый кипятильник. Да и то только в том случае, если этот гаджет не прихватил уже кто-нибудь другой из их команды.

Впрочем, Диме сейчас было не до удобств. Дрожащими руками он отыскал в телефоне номер врача и нажал кнопку вызова.

Казалось, сердце в груди не удержится.

Один гудок. Второй. Третий.

– Слушаю.

– Добрый вечер… То есть у вас доброе утро… Это Дмитрий Шаблинский беспокоит. Ну что там, Леонид Борисович?

– К моему величайшему сожалению, Дмитрий, мне нечем вас порадовать. Диагноз подтвердился. Увы.

Дима почувствовал, как внутри все помертвело. Еще вчера он жил предвкушением счастья – что будет дочка. И вот теперь дочки не было. То есть ребенок-то из Лесиного живота никуда не делся, но вот только отцом был не он. А кто?

Пока он жил с Оксаной, Леся работала на Рублевке помощницей по хозяйству. Может, хозяин склонил ее к сожительству под угрозой увольнения? Хотя нет, вряд ли. На вид он совершенно нормальный мужик. И жена – редкой красоты женщина, явно сильно его моложе. С такой женой только и гляди, чтоб не увели, да хоть свои же, рублевские. Где уж тут по сторонам смотреть. Но тогда кто? Там из мужиков кроме хозяина вроде водитель только. Неужели Леся закрутила роман с шофером? Не похоже на нее. Но можно ли утверждать, что знал женщину, если на девятом месяце узнаешь, что она беременна не от тебя?