Страница 6 из 29
- Вот от зверя-то и ушли, - пошутил Егор.
И Улугу, покачав головой, повторил:
- От зверя ушли...
Пришел Барабанов. Он в новых катанках, бледноватый, с взлохмаченными рыжеватыми бровями. Лоб в поперечных морщинах, взор немножко жалкий, как бы жмурится Федор или изумляется все время, оттого и лоб морщит. Нос слегка вздернут, скулы стали поглаже, глядеть на щеки - раздобрел Федор, разъелся, но лоб худой, костистый, наглазницы выдаются, как и прежде, усы светлые, но тонкие, как обкусанные.
- А ты еще зарекался охотничать, - сказал Федор. - А вот, Егорша, потянуло и тебя.
- Тут жить - все надо уметь. Богатство наше - лес да река.
- Да гарь! - смеясь, оказала Наталья.
- Да, без своего-то хлебушка, - добавил Егор, - был я тут гость, а не хозяин.
- Вот ты рассуждай побольше, а люди станут золото добывать да копить... да скупать... Эх, куда мы! Вот уж Ванька-то... Он знает!
Егору кажется, что Федора не берет покой. Ум его в вечной тревоге. Ему все чего-то надо, чем-то он недоволен, на кого-то обижен, завидует, даже злится.
Между Егором и Федором вечный спор.
- Э, Егор!.. В скиты тебе надо... Жизни старой, конечно, тут не бывать. Только я тебе же добра хочу. Про справедливость не думай. Люди волки! А ты сам себя огради, пока не поздно!
* * *
Илья Бормотов играл в избе с медвежатами.
Кузнецовские бабы сидели у печи и любовались смельчаком, который не побоялся полезть в берлогу.
- Сказать ему? - спросила с нетерпением Таня.
- Скажи! Скажи!
Таня поманила Илью.
- Понравилась тебе Дуня? Что молчишь? Я ведь знаю... Эх, ты! Она мне все уши про тебя прожужжала! А ты что? Два дня лупил зенки, а слова не сказал.
Новость эта как громом поразила Илью. Ему никогда и в голову бы не пришло, что такая красивая девушка, такая бойкая, удалая плясунья может заметить его. Он дрался, охотился, работал и никогда не думал, что кому-то может понравиться. Напротив, до сих пор его все лишь бранили да подсовывали работу потяжелее, зная, что он "все своротит".
- А ты не врешь? - спросил он Таню, не смея поверить.
Молодушка засмеялась и отбежала.
Слыша, что Татьяна о чем-то говорит с Натальей и прыскает со смеху, Илья ушел домой.
Он вспомнил, что на свадьбе Дуня действительно поглядывала на него. Он тогда сделал вид, что не обращает на нее внимания.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Айдамбо оглянулся. Он увидел желтый остров, снега на застывшем озере, релку, а на ней дома русского селения. На льду, близ родного острова, синие колеи дороги.
"Сколько раз я по этой протоке на Додьгу нартами ездил! Там всегда Дельдику встречал, на нее любовался. Что-то она сейчас делает?"
- Ну, чего остановился? - хрипит Покпа. Старик тянет вместе с собаками нарту. - Иди вперед, прокладывай след, а то тяжело... Опять задумался!
"Никогда больше с отцом не пойду на охоту. На родной дом поглядеть не позволяет. Все время ругается", - с обидой подумал Айдамбо, оправдывая себя и забывая, что смотрел он не столько на родной дом, сколько на крышу Ваньки Бердышова.
Юный гольд замышлял поймать в тайге много соболей. Он считался лучшим охотником в Мылках, но теперь у него была особенная причина стараться: Иван обещал позволить свататься к Дельдике тому, кто добудет много мехов.
Через три дня тяжелого пути охотники добрались до своего балагана в вершине ключа. На другой день Айдамбо нашел тропку соболя.
"Зверь сегодня пробегал", - решил он.
Следы были по свежей пороше. Соболь скрылся под камни. Айдамбо обежал по тайге круг. След из этого круга не вышел - значит, соболь был где-то внутри его. Но россыпь, в которой он скрылся, была очень велика, и зверька не легко найти. Айдамбо потратил весь день, разыскивая на голых, обдутых ветром камнях какие-нибудь признаки его свежих следов.
Стемнело.
"Какая неудача!" - Айдамбо готов был заплакать с досады.
"Ну, ничего, - утешал он себя, возвратившись в балаган и ожидая отца, - еще только первый день охоты".
Он несколько успокоился.
После ужина у костра он достал деревянный гребень и принялся расчесывать косу.
Пришел Покпа. Старик принес прекрасного черного самца соболя и с оживлением стал рассказывать сыну, как его поймал.
- А ты опять чешешься? - заметил он распущенную косу. - Охотишься плохо, ленишься, а все чистишь себя. Соболя не убил, проглядел! На вшей охотиться пришел? Смотри, дурак, вот возьму убью тебя... Зачем бьешь вшей? Что, они мешают тебе?
- На охоту ходить хорошо, что ли, грязным? - слабо возражал сын.
- Я всю жизнь грязный живу, - ворчал Покпа, - и ничего!
Охота у старика была удачной. Он поел похлебки, и от сердца у него отлегло.
- Я знаю, почему ты чешешься! - добродушно сказал Покпа. - Ты, однако, жениться задумал. Уж ей скоро годы выйдут по русскому счету. Иван сказал, когда ей шестнадцать лет будет, тогда ее и отдаст. Раньше не отдаст.
Айдамбо заволновался и заерзал. Он не выносил, когда отец говорил о Дельдике.
- Кто про девок на охоте думает, тому удачи не бывает. А ты всегда плохо охотился, - дразнил его отец. Он был недоволен сыном, но не сердился, а хотел пронять его шутками. - Никогда соболей хорошо не ловил. Только вшей ловко поймать умеешь.
Айдамбо молчал.
- Зачем тебе она? Лучше грязную возьми, да свою. Надо свое любить! И, подумав, старик добавил: - Она тебе все равно не достанется. Ты только поглядывать будешь, как она из русского умывальника моется. У нее женихов много. Русский парень есть...
От этих слов душа Айдамбо заныла. Ревность, горечь, обида охватили его. Он вскочил и стал браниться, но Покпа уже не слышал. Уставший старик откинулся на спину и уснул, широко раскинув руки, так что правая оказалась за балаганом, на трескучем морозе. Вскоре туда же сползла и голова. Жесткие волосы Покпы заиндевели, но спал он крепко и храпел. Сын втащил его в шалаш, уложил поудобней.
"Отец неправду говорит, он любит насмехаться. Будет и мне счастье, мечтал Айдамбо, сидя у огня. - Я побольше соболей поймать постараюсь. Иван сказал: "Кто много пушнины привезет, тому ее отдам..." Теперь только бы соболей".
Ночью Айдамбо готовился к охоте. Он шаманил, тихо ударяя в бубен, старался думать только о соболях. На заре парень ушел из балагана.