Страница 57 из 98
Я слышала, как люди именно так говорят, отправляя кого-то в дальний путь. На рынке торговцы желали это друг другу. С меня не убудет поверить в эту ветреную богиню, запихнувшую меня в этот мир.
«Пусть тебя хранит богиня Дайра!!!»
...Маська застонала…
-Яяяяяяя… хм.. вррр… богиня Дайра… - прошептали онемевшие губы, бледного ребенка.
Не так! Нужно по-другому!
-Яяяяя… богинь… Дайра… - ЧТО ЗА ЧУШЬ!? – ЯЯЯ… БОГИНЯ ДАЙРА!!!
Все! Силы закончились, во рту пересохло. Тело сразу налилось тяжестью и начало пульсировать, сворачивая конечности спазмом.
-Ты моя маленькая богинюшка, - усмехнулась Кюри, списывая все на детскую выдумку.
Ее легкая рука исчезла с макушки. Тепло ее тела исчезло с кровати. Ее легкие шаги затихали за дверью.
-ЯЯЯ … БОГИНЯ ДАЙРА! – Маська стонала, ощущая душевный холод в первый раз, а я злилась, что даже не могу отпустить ее с благословением!
Злилась и билась в судорогах. Профессор бегал рядом, говорил что-то про быстрое восстановление. Сумерки вечера проникали через окно и пугали своей надвигающейся тьмой. Ее нельзя отпускать, но я не могла даже нормально говорить! Слезы покатились по щекам… Меня трясло, как и в тот день…
…Когда я поняла, что мамы нет в квартире, я не знала куда бежать, у кого спрашивать. Обычно это она искала меня, а мне было плевать на ее жизнь. Знала лишь про соседку, которая всегда лезла не в свое дело. Но и в ее квартире никого не было. Беспокойство начинало не просто покалывать кончики нервов, оно выросло и защемило сердце. Я бегала по квартире, подъезду, дому, копалась в ее вещах и держала случайно оставленный блокнот. Через два часа меня не просто потряхивало, а трясло от непонимания и страха. Ногти впивались в кожу ладоней, а мамы нигде не было. Не осознавая, что творю, я начала обзванивать больницы и даже морги, пока диспетчера искали нашу фамилию, мое сердце останавливалось. Я боялась, что мне ответят положительно…
И вот – это свершилось… Она в ближайшей больнице! Ее забрали с приступом непрекращающейся астмы!
На пороге терапевтического отделения я стояла, как вкопанная. Мою «статую» обходили люди, врачи почти спотыкались и предлагали проводить до нужной мне палаты. Но я не могла сделать шаг ближе к той, которая на всю мою злобу отвечала улыбкой и ее «родная». Мой горячий, вспыльчивый нрав сейчас затухал, превращаясь в угольки. А я ненавидела саму себя, свою глупость, тупость и поведение. Она ни разу не сказала мне плохого слова, была ласковой отзывчивой нежной. Скучала без меня, встречала, как только я переступала порог. Иногда пожурит, но НИКОГДА не ругала, не отвечала на мои обидные слова!
Осуждая и ненавидя себя, я двинулась к палате. Там нашлась и охающая соседка и мамочка. Такая же солнечная, но… слабенькая. Она была настолько бледной, ее лицо осунулось, стало старше, в ее светло русых волосах появились седые волосы. И она… пыталась на память набрать моих друзей! У нее не получалось, она ошибалась номерами, но выслушав тираду недовольных людей поднятых спозаранку в воскресное утро, она продолжала пытаться…
В палате была лишь соседка по лестничной площадке и волнующаяся мама. Она давно поняла, что я не беру ее звонки во внимание, и она уже не пыталась мне названивать. Я сама ей позвонила…
Мелодия на моем входящем была из далекого детства. Тогда у меня была полная семья. Я не была капризной и любила родителей, особенно папу, ведь он баловал меня чаще. Во втором классе Я поставила эту мелодию в мамин телефон, для своего звонка. Там детский голос просил добрую мамочку взять трубочку и поцеловать своего крошку. Забавный голос нравился мне в далеком детстве, а мама каждый раз слушала комплименты в свой адрес…
Она застыла, замерла, не веря, и удивленно держала старенький телефон. Ее руки задрожали, а на глаза навернулись слезы.
Не выдержав, я кинулась в ее сторону и обняла вмиг состарившуюся женщину. Я плакала, рыдала на ее плече и умоляла меня простить. Обещала брать ее звонки, слушаться, не беспокоить. Прикасалась к ее коже и ощущала позабытый любимый запах ее тела. Ее слабенькие ручки гладили меня, просили успокоиться, а я не могла… Меня трясло, и меня будто разрывало изнутри. Я говорила все, что накопилось, и просила простить за мое неправильное понимание ситуации и мира в целом…
А потом я слегла с жуткой лихорадкой, а мама на удивление быстро пришла в себя и начала за мной ухаживать. Я чувствовала себя ребенком, заполнялась ее лаской, добротой и заботой. Ее солнечная улыбка приветствовала меня по утрам, а теплый поцелуй укладывал спать. Лежа в одной палате, мы начинали жить заново. Становились дочерью и мамой.
Именно с того момента я взяла себя в руки. Запихнула свои амбиции в дальний угол. «Тушила» свой мерзкий характер, каялась в своих грехах. Начала усердно учиться, забыла свою компанию и поступила в медицинский институт лишь для того чтобы никогда больше не видеть бледное мамино тело на белых простынях больницы. Где только одно темное пятно привлекало внимание – «н» в ногах…