Страница 17 из 22
О чем же ей было мечтать?! К величайшему удивлению, Готорны оказались настолько великодушны, что не просто предоставили кров, поверили в то, что она, действительно, дочь дона Франсиско; поверили в то, что она, попав в руки салийских пиратов, чудесным образом спаслась и выбралась живой из Берберии. Какие у нее были доказательства своего происхождения, тех событий, в которые трудно было поверить? У нее не было ничего, кроме ее слов и бесконечных рассказов об обожаемом отце…
Но все же Готорны поверили ей. Готорны были очень щепетильны, как и все англичане, но безупречные манеры девушки, знание языков, ясный ум – вот были те доказательства, которые гораздо красноречивее сказали то, нежели не вполне удачный портрет Лусии. На портрете она выглядела еще совсем ребенком, с задранным носом и большущими, удивленно смотрящими на мир глазами. Этот портрет, висевший в библиотеке Готорнов, был выполнен два года назад, когда Лусии только исполнилось пятнадцать лет. Дон Франсиско хотел, чтобы сын его друга полюбил Лусию еще до того, как произойдет их встреча.
На портрете Лусия была похожа на отца, но в действительности только отдаленно можно было уловить черты их внешнего сходства. Мать же Лусии – Мария Поэльо – слыла в Испании необыкновенной красавицей и оказывала столь сильное влияние на окружающих, что, не обладая особым умом, сумела влюбить в себя самого короля!
Но это было давно, и не прошло и двух лет с момента ее смерти, как о Марии Поэльо все забыли. А ведь Лусия была так похожа на нее! Вот почему дон Франсиско был уверен, что сэр Роберт, увидев портрет Лусии, обязательно влюбиться в нее. В отличие от матери, знавшей себе цену, Лусия, казалось, не была уверена в том обаянии, какое могло бы заставить лучшего жениха Англии – сэра Роберта – отказаться от многих удовольствий света ради нее.
Роберт Льюис был другим, чем представляла себе Лусия. Он оказался гением рассудочности. На любое ее суждение он обычно отвечал так: «Это глупо», «Это чушь», «Это лишено здравого смысла». Его интересовала философия, а любимыми его изречениями были: «Истина – дочь Времени, а не Авторитета», «человек – это машина, состоящая из костей и мяса», «сердце человеческое – пружина, нервы – нити, суставы – колеса» и многие другие фразы и выражения, значения которых Лусия не понимала.
Естественно, после подобных разговоров на девушку находила глубокая задумчивость. Он, ее жених, твердит о разуме, о том, что любовь – реакция каких-то биологических ритмов; о том, что люди – это животные, которые действуют ради любви к себе, а не к другим; о том, что только государство и общественные законы делают человека человеком и направляют действия людей к общественному благу…
В состояние глубокой задумчивости ее ввергало и непонятное к ней отношение Роберта. За те два месяца, что она провела в доме Готорнов, он ни разу не обнял ее, не поцеловал, и в его глазах она не читала того, что могло бы хотя бы отдаленно напоминать любовь или хотя бы того, что было в глазах других мужчин, какие когда-либо знали ее. За несколько месяцев, проведенных в доме Готорнов, она встречалась с Робертом всего лишь несколько раз, и каждый раз, после общения с ним, ощущала себя «круглой дурой».
Лусия тяжело вздохнула. Вот и сейчас сэр Роберт Льюис спешил в Лондон, и, по обыкновению чмокнув ее в лоб, вручил книгу Джона Локка. Его сегодня ждут в Вестминстерском дворце, и к вечеру он не вернется. А завтра у них заседание в Палате, и сколько оно продлится, неизвестно. Поэтому самое раннее, когда он вернется, – это в субботу вечером.
Лусия попыталась мысленно представить себе Роберта Льюиса в церкви. Надо признать, Роберт был очень красив: серые глаза, брови вразлет, широкие скулы, прямой нос, узкие губы. Однако, когда он улыбался или, во всяком случае, делал вид, что улыбается, улыбался только его рот с безупречно ровными белыми зубами, а глаза при этом оставались совершенно холодными. И ее еще уверяли, что лучшего жениха ей не сыскать во всей Англии! И многие красавицы готовы душу свою продать, только лишь бы заполучить Роберта Готорна! Да, Лусии очень повезло, что он выбрал именно ее.
После подобных разговоров Лусия чувствовала себя еще хуже. Правильно ли она поступает? Достойна ли она его? Нужна ли ему жена – «круглая дура», да к тому же испанка? И как не впасть ото всего этого в состояние глубокой задумчивости?!
Она пыталась прочесть Джона Локка, честно пыталась, но ничего не поняла. А Роберт будет ее спрашивать, понравилась ли книга, что особенно запомнилось и т. п.
Ей было очень тяжело. До их помолвки оставались считанные дни, а он не особенно жалует ее вниманием и, может быть, хорошо, что не жалует. Будет ли Роберт внимательным, заботливым мужем?! Вряд ли. У Лусии была великолепно развита интуиция. Внутреннее чутье подсказывало ей, что сэр Роберт Льюис Готорн не изменится никогда. Любит ли он ее? О любви он не говорил ничего, предпочитая ограничиваться выражениями поощрения или выказывая расположение обращениями «дорогая», «милая», «несравненная». Если он не любит ее, то почему сам так спешно назначил день помолвки?!
Надо признать, что Роберт Льюис Готорн во всем искал для себя выгоду. Даже в том, что он выбрал Лусию, тоже был расчет: невеста из Испании – немаловажный козырь в его политической игре; Лусия помогла ему привлечь к своей персоне больше внимания и отчасти служила гарантом для его переизбрания в Парламенте.
Да, Роберт – завидный жених, красивый, состоятельный, умный, но в нем не было той теплоты, которую Лусия отчаянно пыталась в нем отыскать. И оттого ей было очень грустно.
Как-то, рассматривая библиотеку Готорнов, она натолкнулась на сочинения античных мыслителей. Аристотель, Платон, Пифагор, Гораций, Геродот, Цицерон… И тут Лусия вспомнила Овидия, вспомнила Дэвида. Признаться, где-то очень глубоко, втайне она вспоминала Дэвида и невольно сравнивала его с Робертом… Боже мой, как он смотрел на нее! Если бы Роберт хоть немножко так смотрел на нее!.. Дэвид Мирр любил сочинения Овидия. В его библиотеке было много античных авторов… Лусия снова просмотрела золотые и серебряные корешки книг. Вергилий, Плутарх, Софокл, Ориген… Овидия не было.
И все-таки ее воображение нарисовало образ Пигмалиона. «Где он сейчас? Что же потом было с ним?» – думала Лусия и решилась спросить об этом Роберта Льюиса. Увы, она совершила непростительную ошибку.
Сначала Роберт даже не понял, о чем его спрашивают, а потом, удивленно приподняв бровь, как это он обычно делал в случае, если, по его мнению, девушка говорила ерунду, воскликнул:
– Бог ты мой, что же вас интересует?!
В его восклицании столько было упрека, недоразумения, неприятия, будто бы Лусия спрашивала о чем-то неприличном. Девушка покраснела.
– Если вы хотите знать мое мнение, – продолжил Роберт Льюис, – то я не вижу ничего привлекательного в том, чтобы влюбиться в собственное творение и страдать из-за этого. Такая пошлость! И что вообще это за сюжет?! Боги оживляют Галатею и отдают ее на растерзание этому животному… Между прочим, Томас Гоббс любит повторять, что люди от природы подвержены «животным страстям», так это в большей степени относится к Овидию и его героям… К тому же, это дикое прошлое…
«Почему же Дэвид рассказал ей не так историю Пигмалиона?! Или есть другая какая-то история, которую не знает даже Роберт? Дэвид говорил, что во многом похож на Пигмалиона. Так в чем же именно? В тех самых «животных страстях» или в чем-то еще?» – думала Лусия, но, вспомнив глаза и руки Дэвида, еще больше покраснела.
Роберт Льюис расценил ее молчание по-своему.
– Дорогая Лусия, вы очень впечатлительны и еще слишком слабы после того, что с вами случилось. Вам надо больше отдыхать, – сказал он. – Пойдемте, вам больше надо бывать на свежем воздухе, иначе вы превратитесь в тень самой себя. Мне же хотелось бы, чтобы ко дню нашей помолвки вы хорошо выглядели…
Лусия снова попыталась прочесть хотя бы несколько строк из Джона Локка, но тут ее внимание привлек всадник на лошади, белой, с черными яблоками. Это был сэр Эдвард – отец Роберта Льюиса. Как только Господь устраивает, что у родителей рождаются дети с совершенно иными представлениями о жизни, с совершенно иным характером, пристрастиями, увлечениями?!