Снимай меня полностью

Сам того не желая, Рома проникся сочувствием к девушке. В ней было что-то трогательное, непосредственное. Она вызывала необъяснимое желание похлопать ее по плечу, заступиться или просто пообещать, что все будет хорошо. С чего бы, казалось, ей такое говорить? У нее и так вроде все неплохо…

Но когда Игорь отправил ее в свою комнату переодеваться, как нашкодившего ребенка, и она послушно засеменила к лестнице, Рома смог приглядеться получше, и до него стало доходить, что к чему. Во-первых, эта компания дамочек в гостиной. Живая иллюстрация к словам «лифтинг», «косметология» и «подтяжка». Если бы ботокс имел запах, то в комнате стало бы невозможно дышать. А так – разило обычным снобизмом. И Юне наверняка доставалась самая большая порция.

Роме не нравились взгляды, которые он на себе ощущал. Так смотрят на стриптизеров: вроде и с интересом, и с проблесками кокетства, но вместе с тем – несерьезно. Словно на аппетитный кусок стейка, который хотелось бы отведать, но, во-первых, фигура дороже, а во-вторых, можно заказать и в другом ресторане. Юна в эту милейшую компанию не монтировалась совершенно. И Рома был этому рад. Лучше бы удавился, чем иметь дело с молодящимися кокетками.

А еще он заметил велотренажер. Стоял посреди гостиной, как новогодняя елка, а рядом— смятая золотая бумага, красный бант. Все это плюс тоскливый взгляд, которым наградила громоздкую коробку Юна по пути к лестнице… Рома мгновенно вспомнил, как отец презентовал ему, четырнадцатилетнему подростку, сборник задач Сканави. На Новый год. Нет, Рома, конечно, не заплакал, но это чувство, когда срываешь обертку и ждешь диски с компьютерными играми или хотя бы книгу по фотографии, а вместо этого видишь пирамиду, цилиндр и всякие иксы-игреки… Н-да, Рома Юну отлично понимал.

– Это ваш там тренажер? – спросил он, когда они вошли в светлую девчачью спальню.

– Ага. Игорь подарил.

Еще и от жениха! Эдакий неприкрытый намек, что пора бы худеть.

– Сочувствую, – сказал Рома.

– Правда? – вдруг оживилась Юна и посмотрела на него с такой щемящей надеждой, что он не выдержал и отвел взгляд. – Я думала, только мне не нравится… Ну… Нет, это крутая модель, я в курсе. И вообще. Ну, спорт – это жизнь. Но… неважно.

Она даже сейчас оправдывается! За что? Рома вот как-то однажды взял бывшей девушке диетическую колу. Нет, а что такого? Все ведь ее берут. Но вляпался в такой скандал на тему «я – толстая?!», что мама потом еще долго отстирывала ему джинсы от пресловутой газировки.

– Вот смотрите, – Юна распахнула большой зеркальный шкаф и принялась выбрасывать плечики с вещами на кровать. – Вот черное, но вы его забраковали. Так… Синее шерстяное я не люблю. Можно вот рубашку. Это комбинация, я Игорю на брачную ночь приготовила. Только ему не говорите! – Девушка вытащила белую полупрозрачную тряпочку, состоящую из кружева и разврата, а потом приложила к себе. – Что скажете? Ему понравится?

Рома застыл, стараясь не представлять, как комбинация будет выглядеть на голом теле, и что конкретно будет просвечивать сквозь эти чисто номинальные чашечки. Было непросто: если ты фотограф с развитым воображением, то пара лишних слоев ткани для тебя – несуществующий пустяк. От неожиданности язык прилип к небу, а взгляд – к маленьким бантикам на бретельках. Ну да, раньше Рома встречался с девушками более скромных форм, но находиться в спальне, вот прямо у широкой кровати, разглядывать эфемерные кружева, приложенные к груди доброго третьего размера… Или это уже четвертый?.. Стоп! Это какая-то проверка на вшивость? На профессионализм? В конце-то концов! Она думает, что он железный?!

– А, ну да… – вздохнула Юна, когда молчание затянулось. – Простите, совсем забыла. Вы-то, наверное, в таких вещах не разбираетесь.

А это какого дьявола должно означать?! Заманила меня сюда, дверь закрыла, дразнит – и типа ты еще и не мужчина? Рома опешил, не зная, с какой стороны возразить, но Юна уже отбросила греховный наряд.

– Вы уж извините, просто даже спросить не у кого, – печально сказала она, перебирая содержимое шкафа. – Не с мамой же советоваться! Девчонки говорят, красиво, но это же девчонки. А мне так хотелось сделать Игорю приятное…

Рома поперхнулся и уставился на свою странную заказчицу.

– Я, может, не спец, но, по-моему, сам факт… Ну… Брачной ночи… В общем, вы поняли меня. Это само по себе приятно, неважно, надето на вас что-то или нет…

Боже, что за бред он несет?! Как школота, честное слово!

– Наверное… – Юна дернула округлым плечом. – Но я как-то хотела подсластить пилюлю.

Подсластить?! Она что, считает себя рыбьим жиром или какой-то несусветной гадостью, на которую невозможно смотреть без ухищрений и спецэффектов? И почему этот Игорь, черт бы его драл во всех позах, до сих пор не объяснил ей, как она ошибается?!

Но не успел Рома и рта раскрыть, чтобы втемяшить хоть толику правды под эту каштановую гриву, как Юна извлекла еще одну вешалку с симпатичным платьем из светлой джинсы.

– Это мы купили в Испании. Правда, года два назад, может, уже и не налезет… – задумчиво протянула она, а потом взяла и разделась.

Вот так просто, без предупреждений и предварительных ласк, стащила с себя розовое платье, как будто Ромы и не было в комнате.

Угу. И в чем фокус? Скрытые камеры? Жених под дверью? Нет, Юна определенно издевается. С виду – закомплексованная до мочек ушей, а в спальне, стало быть, долой комплексы вместе с одеждой?

Рома никогда еще не чувствовал себя так глупо. Прежде ему не удавалось довести девушку до раздевания в первый же день знакомства, и он думал, что это – высший пилотаж съема. А вот теперь понятия не имел, что с этим делать. И что именно от него пытается добиться Юна. Ведь не соблазнить же она его хочет накануне свадьбы с другим парнем?

Пожалуй, Герасим в лучшие свои годы был многословнее, чем Рома в ту секунду. Герой Тургенева хотя бы мычал, Рома же не мог выдавить из себя ни звука. Мягкие формы Юны, чуть тронутые легким загаром, напоминали свежий хлеб, подошедший в печи. Округлых бедер хотелось коснуться или даже шлепнуть, чтобы посмотреть, как по ним пойдет волна. Вроде Рома видел уже голых девушек, да и не только видел, но теперь у него было ощущение, что он смотрит на женское тело впервые. Может, потому что стройные фигуры стали чем-то обычным, повседневным. Если на каждом плакате, в каждом журнале примерно одинаковые красотки в бикини, то волей-неволей перестаешь воспринимать их как что-то особенное. Они сливаются в единый образ манекена, лица становится трудно запомнить. А Юна отличалась настолько, что Рому охватила неловкость девственника, необъяснимый стыд от того, что он видит. Как если бы пуританину лет эдак тридцать назад показали женские колени.

И Рома не собирался пялиться, голос совести взывал откуда-то из недр сознания и умолял отвернуться. Рома этот голос слышал и честно хотел отвернуться. Но не мог. Шею парализовало, в глаза будто кто-то вставил невидимые распорки. Время замедлилось, когда Юна подняла руки, надевая платье через голову, и вместе с руками приподнялись груди. Наверное, они такие тяжелые… Наверное, так соблазнительно покачиваются в моменты страсти. Вот если бы зарыться в них лицом и вдохнуть сладковатый запах кожи, который сейчас доносился до Ромы едва ощутимо. А эта родинка над пупком?..

– Вроде налезает… – пробормотала Юна откуда-то из-под платья. – Вы не поможете одернуть?

Вот же черт! Стоит тут, пускает слюни, молния на штанах вот-вот разойдется. А если она увидит? Как он тогда объяснит? Кулешов, мать твою! Возьми себя в руки! Отвлекись, нельзя же потерять такой крупный заказ! И деньги нужны, и Вадик уроет… Так, срочно думать о чем-то печальном! Разбитые объективы? Да, вот он держит в руках осколки, а Юна нагибается, чтобы посмотреть, что случилось… Чтоб тебя! Только хуже стало! Нужно что-то грустное, отвратительное, страшное, в конце концов. Рома зажмурился изо всех сил, призывая самые жуткие воспоминания. И будто луч света в конце туннеля перед глазами возник он. Бело-оранжевый сборник задач Сканави. Бром в бумажном эквиваленте.