Страница 3 из 96
1.1. Смутные времена
В XI в. в странах Западной Европы окончательно утвердился феодально-крепостнический строй. В то же время стали появляться и расти города, а вместе с ними начали постепенно развиваться и крепнуть торговые сношения - не только между городом и ближайшей к нему сельской местностью, но и в более широком масштабе: между западноевропейскими (в особенности южнофранцузскими и итальянскими) купцами и купцами таких средиземноморских стран, как Византия, Египет, Сирия. Натуральное хозяйство, которое прежде целиком определяло экономический облик деревенского Запада, теперь мало-помалу отступает. В жизнь феодального общества - и крепостного крестьянства, и рыцарства, жившего плодами его труда, - все более властно вторгаются деньги. В связи с этим изменились уровень и структура практических потребностей обоих классов. Раньше феодалы довольствовались натуральным оброком и барщиной крепостных-сервов. С появлением городов, с развитием торговли аппетиты феодальных сеньоров выросли: они сделались требовательнее - с каждым годом увеличивали поборы, кое-где уже вводили денежные платежи вместо натуральных оброков, что было крайне обременительно для крестьян. При взимании повинностей феодалы чинили полный произвол. И без того жившее в бедности крепостное крестьянство в значительной своей части едва не переступало грани нищеты.
Немаловажным фактором обнищания деревни служили беспрестанные внутренние войны, которые повсюду велись в Х-XI вв. на Западе. В то время страны Европы зачастую становились жертвой неурожаев, всякого рода стихийных бедствий. Голод принимал временами невероятные размеры. Дело доходило до людоедства; о случаях, когда поедали тела мертвецов, упоминает, например, монах-хронист Радульф Глабер. Особенно частым гостем деревни голод стал в конце столетия - в ту тяжелую пору, которую историки назвали "семь тощих лет". Они непосредственно предшествовали Крестовым походам. Из года в год в хрониках и анналах скупо перечисляются приблизительно одни и те же сведения. 1089 год монах Сигберт из Жамблу называет "чумным": эпидемия "огненной чумы" (спорынной болезни), возникавшей обычно в неурожайные годы, принесла мучительную смерть многим жителям Лотарингии, а многих других превратила в калек. В том же году в Северной Германии и в Брабанте разразились землетрясения: местами реки вышли из берегов, о чем сообщалось в анналах монастыря св. Якова и в других хрониках. Сигберт из Жамблу сетовал на увеличение в 1090 г. бесплодия почвы и выражал опасения по поводу "постепенно надвигающегося голода". Немецкий хронист Эккехард из Ауры писал о страшной болезни, которая поразила и людей и скот в 1092 г. Причинами ее были голод, нехватка продуктов питания и кормов, явившиеся результатом неурожая, в свою очередь вызванного весенними холодами. 1 апреля выпал снег; мороз и лед, по словам Бернольда Сен-Блезского, были словно зимой. В 1093 г. - бури и непогода в Англии: весной - наводнение, зимой - колючий мороз; все посевы вымерзли. В том году в Германии был собран низкий урожай. Немцы голодали.
Рассказывая о достопримечательных событиях 1094 г., многие хронисты отмечали массовую смертность как следствие повальной эпидемии, охватившей разные страны. В Регенсбурге за 12 недель скончалось 8,5 тыс. жителей; в некоем селении за шесть недель умерло 1,5 тыс., в другом - 400 человек. Из Германии эпидемия перекинулась во Францию, Бургундию и Италию. Обильные осадки снова нанесли сильный урон урожаю. В нидерландских землях наводнения продолжались с октября 1094 по апрель 1095 г. В Южной Франции и отчасти в Германии голод было затих, но в Северной Франции и в Англии разразился с новой силой. Нормандский монах-хронист Ордерик Виталий (писавший, правда, уже в XII в., но опиравшийся на свидетельства очевидцев, многочисленные документы и житийную литературу более раннего времени) сообщает, что "страшная засуха сожгла траву на лугах; она истребила Жатву и овощи и потому произвела ужасный голод"; в 1095 г. "Нормандия и Франция были отягощены великой смертностью, опустошившей множество домов, а крайний голод довел бедствия до последних пределов".
Почти все современные хронисты говорят о большой нужде, царившей на Западе из-за неурожаев, стихийных бедствий, истребительных эпидемий, падежа скота.
Феодальный же гнет все более усиливался. Он вызывал законное возмущение крестьян. Подчас измученные нуждой и голодом земледельцы поджигали и опустошали имения, расправлялись с наиболее ненавистными сеньорами. Чаще, однако, стихийный протест крепостной деревни принимал пассивные формы. Иногда крестьяне целыми селами снимались с насиженных мест и уходили куда глаза глядят. Бегство крестьян - массовое явление в XI в. О нем повествуют грамоты, хроники, жития святых и прочие литературные памятники. Крестьяне искали в бегстве спасения от поборов и вымогательств, от разбойничьих нападений феодальных банд, от лютого голода и гибельных эпидемий. Вместе с тем усилились различные проявления религиозного аскетизма, тяга к уходу в монастыри, к отшельничеству, особенно на протяжении "семи тощих лет", когда по странам Европы распространился настоящий "дух подвижничества". Эта черта общественной психологии низов весьма важна для понимания причин Крестовых походов, она во многом объясняет восприимчивость широких масс к идее религиозного подвига.
Рост религиозных настроений в деревне порождался невыносимыми условиями жизни сервов. Забитые нуждой, придавленные личной зависимостью от сеньора, они были принижены и своей умственной темнотой. Ее всемерно поддерживали католические священнослужители, требовавшие от крестьян долготерпения и покорности господам, внушавшие страх перед геенной огненной. По учению христианства адские муки ожидали на "том свете" людей строптивых и непослушных властям. Находясь в плену религиозных взглядов, прививавшихся ему с детских лет, темный и невежественный землепашец, который свыкся с нуждой и ничего не видел дальше собственной хибарки, воспринимал социальные и стихийные бедствия сквозь призму своего примитивного мировоззрения. Неурожай, голод, "огненная чума", унесшая в могилу его жену и детей, - все это представлялось ему карой небесной, ниспосланной свыше за неведомые грехи. Отсюда поневоле и возникала мысль, вернее, смутное чувство, что, быть может, избавиться от страданий повседневности нельзя иначе, кроме как умилостивив разгневавшегося Бога. Каким же образом? Прежде всего, совершив какой-либо из ряда вон выходящий, героический - но именно в религиозном смысле - подвиг во "искупление грехов", приняв мученичество за веру!
Так жажда освобождения от гнета сеньора, стремление сбросить цепи серважа и выбиться из нужды получала в утомленном житейскими невзгодами мозгу крестьянина превратное, искаженное отражение, выливаясь в страстное желание религиозного подвига.
Экономические сдвиги, как уже было сказано, коснулись и господствующего класса. Возможности удовлетворить новые потребности за счет сервов были крайне ограниченными, и феодалы встали на путь земельных захватов. По всякому, самому ничтожному поводу они затевали бесконечные междоусобицы - файды. Для успешного ведения войн сеньору приходилось содержать множество вассалов-рыцарей, обязанных ему военной службой. За службу нужно было вознаграждать поместьем. Свободные же земли на Западе иссякли. Вот почему многие воинственно настроенные сеньоры заходили в тупик: где приобрести поместья и крепостных, откуда получить средства, которые крепостные были уже не в состоянии предоставить, несмотря на всяческие ухищрения господ?
Положение осложнялось еще и тем, что поместья мелких и средних владельцев все чаще становились добычей магнатов, обычно захватывавших эти поместья во время файд. В итоге на Западе образовалась обширная прослойка безземельных рыцарей. Этому способствовал также установившийся порядок наследования феодов - майорат (от слова major - старший): владения сеньора после его смерти не дробились между сыновьями, а целиком переходили к старшему из них. Остальные же наследовали только движимость - коней, доспехи, оружие, одежду. В семьях феодалов появилось немало обделенных землей младших сыновей - они подчас получали иронические, но вполне соответствовавшие их реальному положению прозвища, становившиеся затем фамильными: