Пластиковый сад

Так, имя немецкое, а номер телефона португальский. Сейчас, дружбан, я тебя найду, раз-два-три-четыре-пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виноват. Мне нужен акцесс, доступ в смысле, к базе провайдера мобильников. Посидел и скомпилил себе прогу, чтобы втихую забекдорить ихний сервер. Зашел через некий сокс (это такой виртуальный или фиктивный сервер в сети, он как бы есть, но его вовсе нет, ну я не знаю, как это объяснить тем, кто не в теме, не суть), и опа(!), указанный номер зарегистрирован на имя Мадалены Соуза, 1937 года рождения, проживающей в городе Синтра. На Дитриха Кляйна она явно не тянет. Возможно, и даже скорее всего, и Дитрих – никакой не Дитрих. Я сунул «отмычку» в сервер провайдера и оттуда отправил этому Дитриху автоматический звонок, что у него большая задолженность, и, если в течении двух дней она не будет погашена, телефон будет отключен. И указал номер оператора связи. Если он позвонит на этот номер, то звонок придет ко мне, на мою тачку. Сижу и жду. Он позвонил через три часа, да, я очень терпелив, если надо. Начал разговаривать с ним по-немецки, чую, он не особо понимает, перешел на португальский, ага, добро пожаловать домой, Дитрих-то наш – чистейший португеш, как я и думал. Извинился, объяснил ему, что произошел сбой сервера, и никакой задолженности у него нет. Расстались довольными друг другом. Что дальше? Исходим из предположения, что Дитрих, пока так и буду его называть, везет свое чардо, старушечьи фотокамеры, на материк морем, значит работает на каком-то судне, и судно это ушло примерно за неделю до восемнадцатого. Морем идти суток пять, если погода совсем не хороша или, если это чартер через Порту Санту и Лиссабон, ну даже пусть неделя, ну и пара-тройка дней, чтоб товар раскидать по купцам. То есть, ищем корыто, что ушло из Канисала, а других подходящих портов у нас нет, в Гамбург в районе десятого – двенадцатого января.

***

– Педру, – я прошвырнулся по городку и застал своего приятеля в вечном ожидании клиентов на стоянке возле «Солара», он и еще пара таксистов подпирали спинами стену, – твой племянник Гильерму вроде в порту работает?

– Малыш Мему? Да, он крановщик.

Это было сказано гордо, как обычно говорят: «Он наследный принц» или «Он победитель чего-нибудь этакого, очень важного, чемпион мира». И тут же дружок мой забеспокоился:

– А тебе зачем?

– Да вот хочу в газету на материк статью послать про нашу жизнь, для начала про тех, кто в порту работает. Не дашь его телефончик?

Телефончик он мне с радостью дал, и созвонившись, уже к концу рабочей смены я был в Канисале в небольшом баре у выхода из порта, носящем громкое имя «Футбольный клуб». Малыш Мему оказался крупным мрачным сорокалетним мужиком с обветренным лицом и солидной проплешиной на макушке. Мы взяли с ним по малёчку-бутылёчку пива… Потом еще по бутылёчку и еще… Потом к нам подтянулись другие ребята из порта, приятели Гильерму, все они пытались донести до меня что-то про свою нелегкую долю: «Вот ты вот что напиши… А еще, важно…», но постепенно разговоры превратились в пересказывание анекдотических случаев, случавшихся с ними самими или гораздо чаще с их приятелями. Я сидел, поддакивал, смеялся, где нужно, удивлялся, когда этого ждали, и слушал, внимательно слушал весь этот словесный сор. И дождался. Напарник малыша Мему, Диогу по прозвищу Гарса (Цапля), длинноногий и остроносый, размахивая руками как крыльями, рассказывал, как совсем недавно, сразу после Нового года случился конфуз при погрузке контейнеровоза «Роза ду мар», ходившего чартером не куда-нибудь, а до Гамбурга. Он загрузил все контейнеры честь по чести, а тут его вызывают в портовую контору и давай орать, что он поставил не те ящики. А он показывает грузовой план, там все чин чинарем, какие номера стоят, те и загрузил. План-то неправильно оформили в конторе, и часть контейнеров пришлось снимать, они должны были идти на Испанию, а вовсе не в Гамбург. Да еще оказалось, что ящики эти стоят в самом нижнем ряду. Пришлось фигову кучу контейнеров снять, чтоб до них добраться. Ну ладно, выгрузили, потом загрузили, что надо, и тут оказалось, что один из контейнеров, снятых с «Розы ду мар», вскрыт. Еще скандал. Чем там дело у них кончилось, Диогу не знал, его в тонкости не посвятили, но больше всего его веселило, что во время выгрузки по палубе бегал какой-то матрос: «Куда у них вахтенный смотрит? Мне сверху хорошо видать, этот между контейнерами ужом проскользнул, потом смотрю тащит оттуда чего-то, сумка не слишком большая, или мешок, не знаю. А потом у них распечатанные контейнеры случаются».

Ну вот и все. Осталось только выяснить, когда эта «Роза» опять к нам пожалует. Не вопрос, она в начале каждого месяца на разгрузке-погрузке, глядишь через три денька и придет, а если мне точная дата нужна, это вот у Алонсу, он в конторе работает, спросить надо:

– Алонсу, «Роза» когда пришлепает? Знаешь?

– Не, не помню… счас звякну, у Родригу спрошу, он как раз на работе.

Через полминуты я знал, что «Роза ду мар», контейнеровоз класса Хэндимакс, курсирующий между портами, включая наш и гамбургский, тот, на котором майн либер Дитрих таскает хабар на материк, прибудет на остров шестого числа, то есть послезавтра. Стоянка у стенки два дня.

Значит, у меня три дня. Какие планы? Первый день, ясно дело – подготовка.

Сначала подумать. Вот идет выгрузка ошибочно поставленных ящиков, и какой-то му… бегает по палубе с сумкой. Почему? Он спрятал хабар в контейнере. Зачем? Ну вот я бы как поступил… Вот я приволок на борт сумку с фотиками, их там у меня штук сорок, хороший такой объем. А в кубрике нас человек, ну всяко не я один, шесть, а то и десять, количество уже не бьется, и двух пар лишних глаз достаточно. И вот какая-то любопытная крыса сует нос, куда не просят. Проблема. Надо чардо спрятать. В контейнере хорошо. У меня две сумки одинаковых, в одной барахло мое, эту – в кубрик, в другой – товар, эту понятно куда, в контейнер, что до последней остановки идет, а там вытащил потихоньку и вперед на берег. Главное, успеть достать, пока ящик с борта не сняли. А то в одном только Гамбурге, контейнеровоз может у пяти-шести стенок постоять, разгрузиться-погрузиться, уйдет контейнер с борта, задолбаешься в порту искать. Значит, это не какой-то матрос, механик там или радист, а скорее всего сам вахтенный помощник, через него все грузовые планы проходят, он знает конкретно, что где ставят, что где снимают. Принимаем это за точку отсчета. Дальше – кто у нас вахтенный на «Розе», где искать? Да опять там же, в Канисале. И на следующий день я снова в баре «Футбольный клуб». Теперь Малыш Мему мне не нужен, я знаком с половиной работающих в порту мужиков.

Вот он, Алонсу, клерк из портовой конторы, маленький, тощий, юркий как ящерица. Стоит у стойки, пьет неизменный малек пива, а сам ни на мгновение не остается неподвижным, переминается с ноги на ногу, чешется, поглаживает стойку ладонью, оборачивается на каждого вновь вошедшего. Неспокойный такой человечек. Вроде вчера он что-то про свою дочь рассказывал, болеет что ли, не особо запомнил. Становлюсь рядом со своим бутылечком в руке, как дела, как жизнь, как девочка, все хорошо? Угадал, он начинает быстро-быстро что-то мне говорить про свою дочь, что вот надо на обследование в столицу ехать, а она, маленькая, боится, плачет, не хочет, а еще надо то, надо это… Заинтересованно киваю, главное: выслушать до конца, молчать и слушать пока сам не остановится, выговорив, вывалив из себя все свои проблемы. Пятнадцать минут, и он готов, выжал из себя все, теперь можно начинать. Для затравки пару историй, первая вообще не по делу, а вот вторая с крючком внутри: вот, мол, у меня друг есть, он вахтенным ходит на фидере Сиборд Марин на Карибах, дак, там расписание вообще никто не блюдет, главное груз, набрать побольше, поэтому вместо заявленных двух недель чартер может длиться и три и дольше.

– Не, – Алонсу качает головой, – у нас такого нет, сказано столько-то дней у стенки, значит столько и отстоит, задержек на было.