Саван для блудниц

– Ну что, приходил кто-нибудь от Льдова? – спросил по телефону Корнилов Крымова. – Ты чего молчишь, не слышишь меня, что ли?

– Слышу. Я только никак не могу понять, откуда ты знаешь, что к нам кто-то должен прийти, ведь обычно милицию не ставят в известность о том, что из недоверия к ее работе намерены обратиться в частное детективное агентство… – На этот раз Крымов не шутил и был, как никогда, серьезен. – Приходили, конечно. Точнее, приходила его мать, довольно молодая женщина; ты, наверное, видел ее на похоронах?

– Да, я подходил к могиле и, честно говоря, боялся, что стану свидетелем истерики… Но, представь себе, ничего такого не было. Матери Льдова и Голубевой были на удивление выдержанными, плакали, конечно, но не так, как это делают простые женщины – с криками и потерей сознания… Возможно, они еще просто не осознали, что произошло, во всяком случае, про Голубеву я сказал бы именно так… Кстати, вот уж кто-кто, а она-то точно к вам не обратится…

– А с чем ей обращаться, если девочка сама все решила?.. – осторожно, чтобы не показаться циничным, пробормотал Крымов, все еще находящийся под впечатлением визита Вероники Льдовой.

– Дело в том, что лично я не верю в отсутствие предсмертной записки. Дети в подобном возрасте склонны к театральным жестам, для них важным является впечатление, которое они произведут своим поступком, тем более таким трагическим. И лично я просто уверен, что девочка оставила записку, причем скорее всего связанную с именем какого-нибудь мальчика…

– Откуда у тебя такая уверенность?

– Я вчера весь вечер провел у Малышевой, инспектора по делам несовершеннолетних, и начитался там такого, что не приведи господь… Я слышал, конечно, что сейчас среди подростков прямо-таки эпидемия суицида, но чтобы в таком количестве…

– Да брось ты, Виктор, какая еще эпидемия?!

– Согласен, не всегда это заканчивается смертью, но попыток-то, попыток сколько! Мне повезло, к Малышевой пришла девушка-психолог; когда она узнала, кто я и с чем туда явился, она достала свою папочку и показала мне цифры… Нет, ты можешь мне верить, можешь не верить, но в наше время столько не травилось и вены себе не резало… Да я вообще не могу припомнить, чтобы в нашей школе или во дворе кто-то из моих ровесников пытался покончить с собой. Я понимаю, конечно, время было другое, и все такое прочее, можно еще объяснить как-то курение и даже вино, но только не добровольный уход из жизни. Это как же нужно отчаяться, чтобы решиться выброситься из окна или проглотить ртуть, к примеру… Мы вот тут ловим взрослых преступников, сволочей, для которых лишить человека жизни все равно что прихлопнуть муху, а вокруг, оказывается, столько несчастных детей… Буквально три дня тому назад, в понедельник, на кладбище повесился тринадцатилетний мальчик. Накинул на шею петлю, обвязал концом веревки могильный крест, первый попавшийся, заметь, и присел так тихонько на колени… Ты понимаешь, о чем это говорит? То есть он же мог встать, это же не выбитая из-под ног хрестоматийная табуретка, но не встал, а предпочел уйти из жизни.

– А причина?

– Несчастная любовь. У него в кармане и записку нашли: мол, из-за такой-то все… И фамилия девочки, тоже, кстати, одноклассницы…

– А почему ТОЖЕ? Ты хочешь сказать, что Голубева отравилась из-за одноклассника? Откуда эти сведения?

– Ниоткуда. Это мое предположение, да еще стечение обстоятельств. Все-таки они погибли в одно и то же утро. Я, между прочим, даже могу предположить УБИЙСТВО Голубевой… У меня к тебе просьба: постарайся, когда будешь заниматься Льдовым, узнать как можно больше о Голубевой. Чую сердцем, что-то здесь не так… И мать ее слишком уж спокойна…

– Мог бы и не предупреждать. Больше того, я и сам думал о том, что эти две смерти могут быть связаны. И про записку Голубевой я тоже думал, она наверняка существует. Но тогда давай договоримся, что ты будешь держать меня в курсе голубевского дела…

– Да какое там дело! Родители словно воды в рот набрали… Похоже, они восприняли смерть дочери как данность и не собираются заниматься разбирательством и поиском виновного или виновных… А ведь та девушка-психолог познакомила меня вчера с еще одной историей, и она потрясла меня не меньше этих двух, хотя и не закончилась смертью… Но об этом я расскажу тебе при встрече или даже после того, как сам поговорю с девочкой, с которой все это и произошло… Ну да ладно, Женя, работай, надеюсь, что общими усилиями нам удастся найти убийцу Льдова… Ты не знаешь, кстати, кто производил его вскрытие – Чайкин или Тришкин?

– Я могу спросить у Нади.

– Надя… Понятно. Когда на свадьбу-то пригласишь?

– Мы запланировали через месяц, так что готовьтесь там с Сазоновым…

Крымов положил трубку, когда в кабинете, словно из воздуха, возникла Щукина. Улыбаясь, она подошла к нему и ласково потрепала ладонями по щекам; она вела себя так, словно заранее знала, что ей здесь и с этим мужчиной позволено все. Она, казалось, упивалась своей властью над ним, и Крымов, еще не привыкший к такому фамильярно-собственническому отношению, замешенному на желании невесты во что бы то ни стало удивить, потрясти его, стерпел и это. Больше того, он поймал себя на том, что такое грубоватое поведение Нади ему даже нравится, оно возбуждает его. Крымов не узнавал самого себя.

– С кем ты говорил?

– С Корниловым. Ты не знаешь, кто вскрывал Льдова?

– Я все знаю. Кроме того, могу тебя порадовать – кажется, мой бывший муженек завел себе женщину… – Она искренне радовалась, поскольку Чайкин, который тяжело переживал их разрыв, должен был (по прогнозам близких друзей) снова запить. Но не запил, а напротив – решил начать новую жизнь. – А ты все сохнешь по Земцовой? – ни с того ни с сего вдруг спросила она, и Крымов уловил в ее голосе злые и обидные для обоих нотки.

– Сохну, ты же знаешь, – ответил он ей в тон и, поймав ее руку, больно прикусил ее, отчего Надя вскрикнула. – Больно?

– Хорошо, – уже более миролюбиво прошептала она, целуя его, – я больше не буду. Мир?

– Мир. Как тебе показалась Льдова?

– Красивая, но жутко несчастная женщина. Ведь Вадим был, кажется, ее единственным сыном?

Крымов вспомнил свое первое впечатление от Вероники Льдовой: изящная шатенка в синем облегающем костюме, подчеркивающем стройную фигуру, бледное узкое лицо, огромные карие глаза и почти белые губы. Ей от силы тридцать пять лет, а выглядит и того моложе. Она говорила с Крымовым просто, с неизменно спокойным выражением лица, как говорят люди, понимающие, что дело все равно безнадежно, но попытка – не пытка… Она достала деньги, выгрузила толстые пачки денег на стол и уложилась всего в несколько фраз, попросив найти убийцу ее единственного сына, Вадима. Неторопливыми и несуетливыми движениями придвинула к себе предложенные Крымовым лист бумаги и ручку и записала свои координаты, список фамилий тех, с кем был дружен или недружен Вадим, а также возможные причины его убийства, первой из которых была ЗАВИСТЬ.

– А чему завидовали его сверстники? – спросил ее Крымов.

– Да всему. – Она равнодушно махнула рукой. – Абсолютно всему. Начиная с его внешности, ведь он развивался куда быстрее остальных, вон как вымахал за последние три года, превратился в настоящего мужчину. Девочкам нравился, они прямо-таки вешались ему на шею.

– А кто конкретно?

– Понятия не имею. Меня это никогда не интересовало. Нас с мужем волновала его учеба и возможность в дальнейшем перевода его в гуманитарный лицей, где работает моя тетка. Мы так и планировали… Уверена, что, когда вы начнете работать, встречаться с его друзьями-приятелями и учителями, вам непременно начнут говорить о нем гадости. Постарайтесь абстрагироваться от этого и просто ищите убийцу. А причина всплывет сама собой. Не думаю, что она денежного характера…

Именно эта фраза показалась Крымову странной, ведь среди причин, которые она указала, действительно было много чего – за исключением денег. Ревность, зависть, личная неприязнь, месть…