Страница 146 из 147
Не разумом, а скорее памятью угадала Вета нужный поворот. Бегом, по высокой траве, напрямик, без дороги, не свалиться в яму, скорее… Как страшно! Неужели там ее ждет засада? Вета остановилась, подняла голову, отыскала в темном небе яркую Венеру. Попросила беззвучно: помоги. И, задыхаясь, прислонилась к дереву. Ноги не держали.
Дорога до хижины показалась ей вечностью. А когда впереди замелькал свет, девушка остановилась. Бог весть, кого или что увидит она. Остановиться, переждать, всмотреться…
Сквозь оглушительный стук сердца пробился звон стали о сталь, громкие голоса. Боже, неужели она опоздала, и солдаты Гайцберга уже здесь? Нет, о нет!
Тяжело дыша, она коснулась рукой корявого ствола.
- Господи, - сказала она вслух и поразилась тому, как глухо и надтреснуто звучит ее голос. – Господи, сделай так, чтобы я успела. Прошу Тебя. Пусть они еще не придут сюда, пусть Патрик будет жив. Господи, пожалуйста. Выполни мою просьбу, и больше я никогда-никогда ни о чем молить Тебя не буду. Пусть он будет жив. Мне ничего не нужно больше.
Вета пробежала, задыхаясь, еще немного и остановилась. Очень осторожно выглянула из-за дерева. И сдавленно охнула.
Поляна перед хижиной была залита неверным светом факелов, в свете этом метались тени множества людей, и отражавшийся блеск обнаженных клинков и ружейных стволов слепил глаза. На крыльце громко охали и суетились – там перевязывали раненых. Вета метнулась взглядом по поляне. Где же он, где же?
Сердце ее задергалось где-то в горле и замерло. Неподвижная фигура, распростертая на земле, приковала ее взгляд. Очень белой казалась рубашка лежащего ничком человека, и смутно светились во тьме его волосы…
- Упрямый, чертяка, - громко сказал кто-то. – До последнего защищался. Предложили – сдавайся, так ни в какую!
- Знал бы, кого берем, - сто раз подумал бы, - пробурчал другой голос прямо рядом с деревом. – Это ж, говорят, лучший фехтовальщик был во всей стране…
Один из солдат склонился над лежащим.
- Не дышит.
- Я же приказал – живым! - раздался надменный, холодный голос, и Вета сжалась от ужаса – она узнала его.
Две высокие фигуры спустились по скрипучим ступенькам. Солдаты выпрямились и замерли.
- Но, ваша милость, - оправдывался усатый капрал, - никак не можно было живым взять. Защищался, как сумасшедший, троих наших поранил. Вон, Дюнуа едва жив…
- Ладно, - брезгливо сказал герцог Гайцберг. – В каком-то смысле так даже лучше. По крайней мере, меньше хлопот.
Солдаты переминались с ноги на ногу, и, наконец, капрал угрюмо спросил:
- А что дальше-то с ним делать, милорд?
Маленький человек в сером плаще возник из темноты и низко поклонился.
- Второй не появлялся? – бросил ему герцог. – С ним должен быть еще один, темноволосый. Ищите его и запомните – он нужен мне живым!
«Ищите, ищите», - подумала Вета. К горлу подкатил смех вперемешку со слезами. Она стояла в десятке шагов, и ее не видели.
- Эй, капрал, - продолжал герцог, - переверните-ка его. Фу… не могли поаккуратнее.
- Вроде он, милорд, - сказал Диколи. – Даже не слишком изменился за год.
- На лицо вроде он, - согласился герцог, - но это еще ничего не значит. Похож может быть кто угодно и на кого угодно… ну-ка, спину покажите.
Осторожно, едва касаясь, капрал поднял залитую кровью рубашку на спине лежащего.
- Да уж, - хмыкнул Диколи, - спина каторжника, а не принца. Хорошо его там отделали… Видно, не из покорных был мальчик.
- Вас не касается, - сухо оборвал его герцог. - Родинку ищите.
- Вот она… Едва видно из-за шрамов. Все, как и полагается – родинка в виде креста. Нет никаких сомнений, милорд, это он.
- Вообще-то родинку тоже можно подделать, - задумчиво проговорил герцог. – Однако будем считать, что это именно Патрик. – Он выпрямился, оглядел неподвижное тело. – Что ж, принц. Будем считать, что это все-таки ты. Я бы сказал, ты был достойным противником. Пусть земля тебе будет пухом. Я уважаю храбрость. Похороните его здесь, - приказал он капралу. – И помните – будете болтать…
- Знаю, милорд, - угрюмо ответил тот.
Изо всех сил Вета всматривалась – не шевельнется ли принц, не поднимет ли голову. Он жив, кричала она молча, жив, он не мог погибнуть! Ведь всего только три дня назад он смеялся и говорил с ней, это же не может так быть, чтобы он погиб, это несправедливо и неправильно!
Вскоре поляна опустела. Остались лишь двое, деловито рывшие могилу и негромко переговаривавшиеся между собой. Уехали герцог и Диколи, громко стонавших раненых увезли, смолкшие было цикады вновь возобновили свой разговор. Стучали заступы, поблескивая в лунном свете.
- Жалко парня, - угрюмо сказал один из солдат. – Мальчишка совсем.