Страница 63 из 72
- Здесь скоро случится большой иудейский праздник. По местным обычаям в этот день следует помиловать одного преступника. Ты попросишь Носатого, чтобы он согласился отпустить мальчишку. - Афраний долго готовил это предложение бессонными ночами.
- Чтобы я, Пилат Золотое Копьё, просил этого вонючего козла! - Железный Всадник стукнул от ярости кубком об стол.
- Не забывай, мой командир, что ты уже давно не воин, а политик: будь мудрым и хитрым. - Афраний протянул Пилату свой сжатый кулак, в знак поддержки.
- Я пойду на это унижение, но только ради мальчика. Он понравился Банге и Клавдии. - Пилат легонько ударил своим левым кулаком по плечу Афрания: это был старый знак прощания кавалеристов перед разъездом.
***
Весеннее утро вопреки всем ожиданиям принесло Понтию Пилату вместо обещанной свежести жуткую головную боль, которая неумолимо выдавливала из бессонных глаз Прокуратора скупые мужские слёзы.
- А ну живо соберись! Носатый не должен узреть твою слабость! - приказал Пилат немому серебряному зеркалу, подарку жены ко дню рождения. И на кой гунн воину зеркало?
Всадника Золотое Копьё в его дипломатической миссии сопровождала повозка с щедрыми дарами для Синедриона. Ну до чего же противно быть политиком! Два заклятых врага обнялись как старые друзья после долгой разлуки: таков обычай лицемерия.
В палате для фарисейских оргий после традиционного обмена колкостями Первосвященник Каиафа пригубил вино первым, доказывая, что оно не отравлено. Носатый долго любезничал, расхваливая подаренные Пилатом напитки, снедь и римских лошадей. Он предоставил Прокуратору Иудеи право первого хода. Это была самая сложная шахматная партия в жизни Пилата: противник чрезмерно опасен, а на кону человеческая жизнь. Пилат тянул время, притворяясь, что увлёкся трапезой и забыл о цели визита.
Наконец Каиафа не выдержал наглости своего врага и нервно забарабанил грязными ногтями по мраморному столу. Пилата с детства учили ловить подходящий момент для решающего удара, и он сделал свой первый ход издалека:
- Представляешь, равви Каифа (Пилат нарочно коверкал его имя!), мои стражники ночью поймали пьяного баламута, который на площадях бранил Синедрион и Римскую власть. Это тощий мальчишка с безумными глазами. Мои люди его пытали на предмет заговора, но он всего лишь жалкий, сумасшедший одиночка. Так вот, несмотря на сложившееся здесь мнение, я уважаю ваши обычаи и посему предлагаю тебе отпустить этого дурачка в честь Праздника Урожая, в знак нашего с тобой последующего перемирия. - Пилат непринуждённо отщипнул несколько виноградин от грозди, как-будто покупал на рынке цыплёнка и всего лишь спорил о цене.
- Видишь ли, Игемон! Я бы с удовольствием отпустил этого болтуна на все четыре стороны и дружба с тобой нашему Синедриону только на пользу. Но, к сожалению, Кесарь скоро узнает о назревающем мятеже. К тому же этот Га-Ноцри посмел проповедовать и против нашего Бога Яхве. Они с Иоанном отступники, и если я освобожу его, мои люди меня не поймут... Его казнь неизбежна! - Носатый-Каиафа внутренним чутьём уловил личную заинтересованность Пилата. Иначе зачем бы гордый Прокуратор стал о чём-то просить своего врага? Но он во всём искал материальную выгоду и поэтому не понял мотивы собеседника.
- Да в общем-то мне плевать! Просто моя жена Клавдия хотела познакомиться с твоей и приглашает вас на тихий семейный ужин. - Пилат быстро встал, широко улыбаясь. Он репетировал эту улыбку всю ночь перед тем самым зеркалом, вот и пригодилось...
- Но... у меня нет жены. - растерялся Иосиф Каиафа, зять садуккея Хананна.
«Ещё бы, долбаный содомит, у тебя была жена!» - усмехнулся Пилат, а вслух произнёс:
- Ничего страшного, дружище! Жениться никогда не поздно... Это было очередное страшное оскорбление, которое Пилат приготовил для своего недруга, как острый нож в рукаве плаща. Слухи о том, как жена застала Каиафу с мужчиной и сбежала от него в Карфаген к родственникам, уходили далеко за пределы Иудеи, до самого Рима...
А забавная всё-таки вещь, эта политика! Главное, не войти во вкус и не потерять себя... Не правда ли, господа президенты?
***
Пытки и казнь преступников стали главным развлечением для иершалаимской черни и даже благородных фарисеев. Иосиф Каиафа начал всерьёз подумывать о том, как бы тихонечко организовать продажу билетов на самые зрелищные места. Он мечтал превратить Голгофу в аналог римского Колизея, чтобы доказать захватчикам, что он ничем не хуже их патрициев. Может быть, тогда они начнут его уважать, как равного? Казнь Иисуса должна стать зрелищной, чтобы соглядатаи как можно красочнее описали это событие самому Кесарю, владыке мира. Кесарь Тиверий любит кровь и смерть. Чтобы ему понравиться, Каиафа решил устроить в Иудее настоящую бойню. Казни и пытки превратятся в искусство, чтобы возвысить Каиафу до самого Олимпа, чтобы он почитался наравне с Кесарем хотя бы на этих проклятых землях.
- Вот сраный ублюдок! - Пилат метал ножи, подаренные вождём номадов, прямо в разорванный холст, бывший когда-то портретом Первосвященника Каиафы. Жена Клавдия Прокула нервно махала веером, а Банга мотал хвостом и рычал, полностью поддерживая праведный гнев хозяина.
- Спаси бедного мальчика! Я заклинаю тебя! Я люблю его, как сына! - верная жена и боевая подруга Пилата сорвалась и заплакала. - Я никогда не просила у тебя ни драгоценностей, ни дворцов, ни лошадей. В отличие от других жён, я шла за тобой на очередную дурацкую войну, чтобы заботиться о тебе, чтобы исцелять твои раны...
- Афина моя! Никто и никогда не посмеет называть Пилата Золотое копьё трусом. Этот дурачок мне тоже нравится. Да и Банга с ним поладил. Но политика вяжет меня по рукам и ногам. - Пилат крепко обнимал жену, чтобы скрыть от неё свои слёзы.
- Арес мой! Я влюбилась не в префекта Пилата, а в того пламенного юношу, который писал стихи, который в одиночку раскидал целую когорту варваров, чтобы спасти меня и других пленников. Стань таким, как прежде! Я не хочу быть женой префекта! Меня тошнит от этой лжи. Люди ненавидят нас и улыбаются... - Пилат знал, что Клавдия тайно посещала проповеди Иисуса и даже прониклась его мятежным учением.