Страница 53 из 72
Яхве заставлял рабов наказывать и даже убивать друг друга в зависимости от степени вины. Яхиты были клонами и чувствовали боль собрата, как свою собственную. А когда их недовольство тираном росло и назревал бунт, как гнойный нарыв, в Мире Кукловодов Хозяева цинично стирали память своей собственности. И всё начиналось с начала из цикла в цикл, с чистого листа до следующей кляксы возмущения.
Большая луна Ануннак своим сиянием безуспешно пыталась унять боль дрожащей, исполосованной крест накрест спины. Раб бредил на ритуальном эшафоте, пропитавшемся кровью яхитов за тысячи циклов тирании. А его палач плакал в казарме и тоже не мог уснуть. После очередной стёртой памяти это была его первая плеть. Будь у раба № 983 выбор, он бы лучше руку себе отрубил, но не замахнулся на своего собрата по несчастью. Бить своих в первый раз с непривычки больнее всего, да и потом не легче, если проснётся совесть.
Бритоголовая девушка неземной красоты поднесла к потрескавшимся губам непокорного чашу с водой. Яхве наслаждался своей показной «милостью» из окна библиотеки, где он проводил большую часть своего времени с останками древних цивилизаций.
- Ну вот! Опять ты за своё! Уймись, прошу тебя! - шептала Анубия рабу Три семёрки. Жрица Кукловодов бережно поддерживала ослабевшую голову раба, чтобы он мог пить воду.
Ануннак созрела и покраснела: самое время для любви. Если под её светом поцеловать девушку, то будешь любить её вечно... Спина раба застонала от этой дерзкой мысли, предчувствуя новые побои. Анубия приказала стражникам освободить раба и утащить в лазарет. Три семёрки воспользовался замешательством неуклюжих вертухаев и жадно поцеловал Жрицу в губы. Бритоголовая красавица оттолкнула наглеца и ударила его тоненькой ладонью по измождённому лицу, незаметно задержав ускорение своей руки, чтобы смягчить силу удара. Она демонстративно развернулась и быстро зашагала в свои владения, громко звеня бубенчиками на сандалиях, чтобы отвлечь гневное внимание Яхве от этого безумца. Кукловод покачал головой из окна и задёрнул золотые шторы. Разбитые губы раба прятали довольную улыбку и сладкий вкус поцелуя. Три семёрки на ходу молился Ануннак, чтобы она помогла ему завоевать сердце Анубии, Жрицы Кукловодов.
Этой же ночью Три семёрки сбежал из лазарета обратно в казарму, чтобы поделиться с братьями своей радостью. Одни смеялись над его любовью, другие ворчали, чтобы спать не мешал. Утром он вместе со всеми отправился на раскопки очередного рухнувшего мира, в поисках артефактов для своего Господина. И так изо дня в день, мечтая о новой встрече на каком-нибудь дурацком празднике Кукловодов, Три семёрки ворошил руины старых миров, готовый в любой момент поднять свою глупую от любви голову и затем съёживаться от боли под плетью лишь ради того, чтобы пить воду из Её рук...
- Я же говорил, что Кир Тебя вспомнит, а Ты не верила! - Велес болтал с Нубой прямо из моей головы, пока я был в отключке.
- Яхве так часто стирал ему память, и всё равно без толку! - улыбка Нубы взволновала меня до глубины души.
Ну что, Кир-Три семёрки? Отвлечём яхитов от номадов, чтобы Нуба смогла их увести в безопасное место, а потом украдём на Макере новые тела: для меня и наших друзей, включая Иосифа Менгеля. Затем я займусь Яхве, а ты живи, как знаешь: наслаждайся своей свободой! - Велес настолько обрадовался, что показал мне своё лицо. Он всегда скрывал добрую улыбку под тёмно-русой бородой с проседью, чтобы казаться с виду суровым. Но по сути за его брутальной шевелюрой пряталась чистая, детская душа...
Мы нагрузили Нора едой и водой и двинулись в путь, противоположный маршруту номадов. На мне по-прежнему оставалась Иисусова пенула, посеревшая от солнца и песка. Скитаясь в поисках новых пастбищ и одновременно теряясь от яхитов, номады оставляли для Нора следы и тайники с водой, чтобы он сумел их догнать, когда проводит нас на безопасное расстояние. У точки невозврата расставание было одинаково болезненным для нас обоих. На прощание я плюнул Нору в морду, что на языке верблюдов дословно означает «Храни Тебя Господь!» А ещё я написал вот эти стихи, посвящённые моим последним приключениям и переживаниям, и Нубе с Велесом, конечно:
Служить строке!
Ты снова мной обретена
На распродаже грустных судеб.
По битой в ярости посуде
Прошёлся вечер дотемна.
Ты снова мной погружена
В стихов загадочные дебри.
Душа тянула к небу стебли,
Сплетая строки в кружева.
Ты безнадёжностью больна!
Переродиться бы другим мне
И переврать куплеты в гимне,
Когда закончится война.
На утро дождь, как из ведра:
Всех кошек не укрыть зонтами!
Мои движения спонтанны:
Моя Любовь к Тебе светла!
Раз Ты покинула Лакон,
Проснись Натальей Гончаровой!
Тобою буду очарован,
Как кот бездомный молоком.
Я нежен, как Анри Барбюс!
Возьми топор, секи под корень
Игру пасхальных колоколен -
Моей Любви весенний блюз!
Мой город залпом пьёт бензин:
Здесь нет сердец, одни моторы!
Мне не хватало Айсидоры,
Чтоб танцевать мазурки зим.
Стерёг Твой сон я: Ты спала.
Мне так хотелось опиатов!
Остывший погорелый театр
Покинуть нам давно пора!
Где лик Луны — стяг корабля,
Любовь делилась семенами.
Бог не доволен всеми нами:
Давай хоть что-то исправлять!
Тебя я брошу на кровать:
Ведь это всё, что я умею!
Так Соломон взял Саломею:
Глаза не нужно закрывать!
Как по пустыне Моисей, в
Поход иду, искать лобзаний.
Средь железобетонных зданий
Моя душа — открытый сейф.
Весной Ты перерождена
Для дикой первобытной ласки.
Смотрю в глаза собакой хаски,
Апрель снимает ордена.
Налей вина, пеки блины:
К Тебе иное отношенье!
Виси иконкою на шее,
Раз мы друг в друга влюблены!
Руби с плеча и пей саке:
А мы отлично разговелись!
Так пожелал Господь мой Велес:
Я буду век служить строке!