Страница 5 из 66
Иван в ответ несогласно покачал головой:
- Нельзя так строго судить Поля. Я хоть лично не знаком с Дутовым, но еще в училище много о нем слышал. Он ведь буквально за год до моего поступления ушел оттуда. Все юнкера, кто у него учились, в один голос отзывались о нем, как о прекрасном преподаватели и редкой души человеке. Просто не каждый хороший человек и даже отличный педагог способен руководить, когда вокруг такой хаос, командовать той же армией. Дутов, видимо, не может, а Анненков, про которого вряд ли можно сказать, что он душевный человек, зато он может отлично командовать в любой, даже самой тяжелой обстановке, как говорится, каждому свое…
Вскоре после свидания с Полиной Ивану по возвращению в полк пришлось участвовать в серьезной сабельной сшибке. Первопричиной данного события стала гибель разъезда состоящего из казаков усть-каменогорского полка, случившаяся где-то за несколько дней до того. Полковой разъезд обнаружил в степи конную разведку красных, численностью не менее взвода. Казаки стали неспешно рысью уходить, «заманивая» противника поближе к расположению основных сил полка. Урядник, старший разъезда, почему-то решил, что это обычный взвод красных кавалеристов, набранных из мобилизованных крестьян, которых они презрительно именовали «ездящей пехотой». Но на этот раз он непоправимо ошибся, то были «каширинцы», красные оренбургские казаки из знаменитого полка Степана Разина. Красные сразу пустили коней в намет и стали быстро настигать вовремя не перешедших с рыси на галоп белых. Догнали они их в степи и всех без остатка изрубили. Когда Иван увидел привезенные в расположение полка тела казаков из того разъезда, он по «качеству» сабельных ударов сразу определил, что у противостоящего им противника наряду с «ездящей пехотой» имеются искусные и беспощадные рубаки, казаки, перешедшие на сторону большевиков. Эта «летучая красная разведка» еще два раза в течении недели так же без остатка «вырубала» разъезды белых, правда уже не из полка Ивана, после чего за ним стали «охотиться», но сначала безуспешно…
На этот раз разъездом командовал немолодой вахмистр из станицы Уваровской, и он издали успел заметить «летучий взвод» и заблаговременно начать отход… Что заставило красных опять во весь опор начать преследование, хотя до «беляков» было и приличное расстояние, и они сразу стали уходить, что было мочи, нещадно нахлестывая коней? Может быть, их удачливость и неуловимость вскружила каширинцам голову, может понадеялись на своих отличных лошадей… Впрочем, они и на этот раз почти догнали белых, когда опытный вахмистр, срывающимся от быстрой скачки и естественного страха за жизнь голосом, приказал стрелять и начал стрелять сам… Стреляли не столько для того, чтобы попасть в преследователей, сколько для того чтобы их услышали свои. И они услышали. Иван понял из раздающейся издалека беспорядочной стрельбы, что там происходит боестолкновение и лично повел находящуюся под седлом дежурную полусотню на звук выстрелов…
Иван увидел уже конец драмы, красные гнали по полю припадавшего на одну ногу уже обезоруженного вахмистра, последнего оставшегося в живых из того разъезда. Они, видимо, намеревались как-то по-особому половчее его разрубить. Но тут красные заметили скачущих на них белых, потому вахмистру посчастливилось остаться в живых. Уйти, на уже измученных довольно долгой погоней лошадях, у красных не было никакой возможности, и они решили принять бой с вдвое превосходящими их числом белыми…
Оренбургские казаки в отличие от сибирских не все встали за белых. У них имело место довольно сильное имущественное расслоение на казаков зажиточных и голытьбу, и естественно голытьба «клюнула» на большевистскую агитацию, обещавшая, что «кто был никем, тот станет всем». Но они тоже с малых лет учились скакать на коне и владеть шашкой. А то, что в том взводе были собраны, несомненно, лучшие из лучших в боевом ремесле стало ясно сразу, как только искры посыпались от звонкого лязгания, соприкосновения клинков. Особым искусством управления конем и владения шашкой отличался командир того отряда. В ходе бешеной рубки, длившейся безостановочно минут десять, он лично сумел зарубить двух белых казаков, в том числе одного усть-бухтарминца. К тому времени численное превосходство белых начало сказываться - почти половина коней каширинцев уже не имели в своих седлах всадников и разбегались кто куда, некоторые волоча за ноги застрявшие в стременах своих обездвиженных хозяев. Красный командир в черной папахе с красной лентой наискось, видя такое, решил попробовать уйти и нещадно пришпоривая взмыленного коня, поскакал проч. За ним устремился ординарец Ивана и на более свежей лошади быстро стал его нагонять… Каширинец остановился, неожиданно резко развернул коня и ловким движнием шашки отведя клинок преследовавшего, острием ткнул его прямо в горло. Встречное движение было настолько сильно, что клинок застрял в шейных позвонках и каширинец довольно долго извлекал его, уже из горла лежащего навзничь ординарца Ивана… Иван оказался ближе всех. Почему-то произошедшее его, всегда в бою невозмутимого, буквально взорвало. Этот красный в ходе скоротечного боя уже зарубил подряд трех его подчиненных. Конечно, надо было бы убить его либо из карабина, или догнать сразу нескольким казакам… Но Иван решил, что красный казак должен погибнуть так как он убивал сам, должен быть зарублен и зарублен им лично. Ничем не оправданный риск, но Иван в тот момент не владел собой. Похоже, понял это и каширинец, понял что его не будут стрелять, а будут рубить, и скорее всего решил продать жизнь подороже, и конечно обязательно убить этого офицера, который так горячо на него кинулся… Единственно, что не учел красный казак, что Иван учился в Оренбургском юнкерском училище и отлично знал все секретные сабельные приемы оренбургских казаков, в том числе и тот, который решил применить каширинец на этот раз. Он не стал встречать Ивана лоб в лоб, и состязаться с ним в сабельном фехтовании, он вроде бы стал убегать и в момент, когда противник его настигал, мгновенно покинул седло и скакал уже стоя ногой в одном стремени, и как бы присев, спрятавшись за конем. Это позволяло отгородиться от преследователя и заставить пролететь того мимо. Затем, едва оказавшись сзади, он тут же бы вновь вскочил в седло, и уже рубил ничем не защищенную спину противника. Противоядие здесь было одно – без жалости рубить коня, или, что вообще крайне рискованно, рубануть по почти невидимой руке, которой всадник, спрятавшийся за конем, держится за луку седла. Но последнее было сопряжено со слишком большим риском – то ли попадешь, то ли нет. Рубить коня оно, конечно, куда надежнее, но для казака рубить коня, даже того, что под врагом!... Иван не смог ударить шашкой коня, он ударил по луке седла и попал, напрочь отхватив сразу все побелевшие от предельного усилия пальцы каширинца на его левой руке. Тот с диким криком повалился, едва успев выпростать ногу из стремени, вскочил, выпученными глазами посмотрел на свою изуродованную ладонь, и отбросив шашку которую сжимал правой, стал спешно доставать маузер из деревянной коробки … Но одной рукой это было делать неудобно, да и Иван не дал ему для этого достаточно времени, он тоже умело владел конем, успел развернуться и на полном скаку рассчитанным, с детства отработанным ударом наискось раскроил череп командиру «летучего отряда» из красного полка Степана Разина…