Страница 117 из 122
Арина опомнилась лишь тогда, когда перестала различать краски. Огляделась вокруг и поняла, что на мосту остались только они со Стеллой Семеновной, да парочка зевак. И еще Тарас. Он курил, облокотившись на перила, и стряхивал пепел в воду.
– Это его мольберт, верно? – кивнула Арина в сторону юноши.
– Еще намарает бумаги вволю до старости, – отмахнулась Стелла Семеновна. Она тоже курила. Выпустив, по своему обыкновению, дым через ноздри, поинтересовалась:
– Ты как? Готова идти?
– Готова.
– Вот и славно. А я тут тебе деньжат подсобирала. Пять акварелей за день. Рекорд. – Бросила через плечо: – Учись, юноша. Завтра жду тебя на этом месте. – Ткнула пальцем в мольберт. – Забирай снаряжение, и сумку прихвати. Поможешь донести.
Арина хотела отказаться от помощи, но Стелла Семеновна смерила ее таким взглядом, что девушка передумала.
Да, пора домой.
* * *
Макар лишь мельком взглянул на указатель «Любашевка». Он не мог думать ни о чем, кроме того, что Арина не отвечает на звонки. Очень хотелось верить, что телефон просто разрядился, а девушка не заметила. В противном случае…
Нет, нет и еще раз нет. Он ни за что не поверит, что жена отказывается с ним разговаривать. Разве что…
И это почти невозможно. Никто из его семьи не посмеет посвятить Арину в тайну рождения Жени. Они договорились, и Макар пригрозил серьезными последствиями, если кто-то посмеет потревожить девушку даже намеками.
Что же произошло?
К Джулии Рудольфовне Макар заезжать не стал. После того, как она солгала отцу о правнуке, называть женщину бабушкой даже в мыслях не мог. С ней он пообщается позже. Сейчас важнее попасть в дом к Горенко. Если его туда впустят.
Он добрался к знакомому зданию к вечеру. Некоторое время сидел в салоне автомобиля. Смотрел на старую скамью и еще более древний сад с яркими пятнами еще неубранных на зиму яблок. Приблизительно в это время много лет назад совсем еще юная Ариша узнала, что беременна. Вместо того, чтобы писать натюрморты, вышла замуж и, возможно, страдала от токсикоза, в одиночестве, в то время, как он, Макар, лелеял свою обиду.
Он вышел из салона и решительно стукнул дверцей. Не время скулить и искать виноватых.
Дверь оказалась незапертой. В доме стояла тревожащая тишина.
Макар вошел в кухоньку. Осмотрелся. Пусто. И не изменилось ничего. Даже на столе – все та же вышитая скатерть.
Он обернулся – и увидел мальчика. Внутри, словно, все встрепенулось, а голове перемешалось. Мужчина боялся шевельнуться. Казалось, одно неловкое движение – и ребенок исчезнет.
Барабаш вспомнил свои фотографии в детстве. Именно свои, не Антона. И пусть природа не на стороне Макара, перед ним – именно его сын. Он так чувствовал.
Присел на корточки, взял за хрупкие плечики:
– А вот и… я.
Губы на маленьком личике дрогнули, но малыш вздернул подбородок, совсем, как Арина, и прошептал:
– Папа?
Макар прижал к себе детское тельце и не только потому, что не мог иначе. Пришлось скрыть внезапно повлажневшие глаза.
Кашлянув, подтвердил:
– Я, сынок, – помолчал. – Извини, что так долго добирался.
– Ничего, – голосок прозвучал бодро, но ручонки еще крепче обвили мужскую шею. – Мама говорила, что ты обязательно приедешь.
Тайком стерев предательскую слезу, Макар поинтересовался:
– А как ты меня узнал?
Женя тотчас отодвинулся, но ухватил за ладонь обеими руками.
– Пойдем, я покажу. – Мальчик привел его в скромно обставленную комнату: кровать, канцелярский стол и двустворчатый шкаф. Достав что-то из-под подушки, Женя сунул это под нос Макару. – Мама нарисовала.
Он едва замечал, как подрагивают его пальцы, когда рассматривал собственный портрет, выполненный карандашом. На него смотрел совсем еще юный Макар Барабаш. Неужели уже тогда его взгляд выражал столько скептицизма?
Но не это главное. Рисунок заботливо вставили в рамочку, под стекло, и берегли все эти годы, как огромную ценность. У Арины не было его фотографий, но она сумела сохранить для сына единственно доступное для нее изображение отца.
Макар вдруг вспомнил, как лучатся зеленые глаза, стоит Арише увлечься работой, как она хмурит тонкие брови, когда не все получается, как улыбается в случае успеха – едва-едва, но в этот миг именно он чувствует себя сверхчеловеком, потому что нравится ей.
Как же он ее любит!
Глупо, что не признался вчера, когда имел такую возможность.
Где же она – его любимая, сама дорогая в мире женщина?