Страница 55 из 88
Это мы создаем его. Если оно плохо, в этом наша вина.
А. Франс
6 июня 2016 года, Кипр
В помещении аэропорта прекрасно работал кондиционер, так что Саше даже пришлось натянуть поверх топа кофту с длинным рукавом. Она перелистнула очередную страницу «Ржавого меча царя Гороха» и подняла голову, чтобы в который уже раз за последний час посмотреть на табло прибывающих рейсов. Рейс из Афин ожидался по расписанию, а из смски, которую Катя ей скинула несколько часов назад, Саша знала, что на пересадку с парижского рейса та успела вовремя. Так что ждать оставалось всего-ничего.
Только Саше это «всего-ничего» начинало казаться вечностью. А ведь если вдуматься, то, что сложного? Сиди себе с книжкой в приятной прохладе и наслаждайся. Наслаждаться не получалось. После зимних событий, в которых выжили только она, Катя и Миша — и тот, кто все это затеял, радоваться жизни стало еще тяжелее, чем в течение предыдущих восьми лет. Хотя и в те годы Саша временами всерьез задавалась вопросом, а бывает ли хуже? Сильно же она заблуждалась…
С врачами и полицией, когда они добрались до ближайшей больницы, общались сначала Катя, а потом — Мишка, так что подробности Саша узнала уже от них. Но в сухом остатке было следующее: Миша не убил Костю, хотя и ранил довольно сильно. Найденные на месте преступления улики практически безоговорочно указывали именно на Костю, а те немногочисленные кадры из видеозаписей, позволявшие предъявить какие-либо обвинения в адрес Мишки и Кати, потрясающим образом куда-то испарились. Саша не задавала вопросов, но понимала: без связей и денег Мишки не обошлось. Этому Саша не удивлялась. Удивлялась она другому. Тому, что Костя даже не попытался утянуть их обоих за собой. Более того, на заседаниях суда он подробнейшим образом делился всей продуманной схемой своих действий, ни разу не упомянув участия Миши или Кати.
«Себе все внимание хочет, — хмыкал Миша на недоумение Саши и Кати. — Нарциссический тип личности или как там? Катрин, ты лучше меня должна разбираться».
«Миш, я — экономист, а не психолог», — возражала Катя, на чем разговор обычно благополучно заканчивался.
Саша эти месяцы прожила почти в таком же тумане, в который окунулась в первые дни той ужасной встречи сокурсников. Три недели она провалялась в постели; сперва — в больнице, потом — дома у родителей. Ни на чьи похороны она не попала, потому что в первую неделю даже по больничной палате передвигалась с трудом. Катя же побывала на похоронах практически всех ребят и отмахнулась от Сашиных вопросов коротким «Похороны есть похороны. Чего тебе еще?». Глядя на ее ничего не выражавшее при этих словах лицо и плотно сжавшиеся губы, Саша поняла, что ей очень повезло этого всего избежать.
Потом пошли допросы, очные ставки с Костей и прочие выматывающие составляющие расследования, по которому ты проходишь и потерпевшей, и свидетелем, и Саша почти потеряла Катю из виду. Пока шло следствие, та несколько раз моталась в Париж и обратно. Они пару раз сталкивалась в отделении полиции, но снова толком не разговаривали и не общались. Саше порой казалось, что она опять попала в тот кошмар восьмилетней давности. Только тогда Катя поддерживала ее вплоть до выдачи дипломов, а потом мягко, но настойчиво свела общение на «нет». Теперь же она, вроде бы, и в больнице ее навещала, и потом у родителей, и дальше не избегала Саши, и прекратить общение не пыталась. Однако раз за разом у нее находились отмазки, чтобы избежать длительного разговора или активной переписки. Она, казалось, искренне беспокоилась о Саше, но от вопросов о себе уходила столь аккуратно и твердо, то Саша порой не успевала заметить, как такое случалось. Однако факт оставался фактом: разговор с себя подруга мастерски переводила либо на саму Сашу, либо на отстраненные темы. Душевной близости, к которой Саша так хотела вернуться, не выходило. Саша переживала, злилась и с трудом сдерживалась, чтобы не устроить скандал. Останавливали только воспоминания о том нечитаемом взгляде и сжатых губах. Саша стискивала кулаки и повторяла себе как мантру: «Ну не готова она. Ну не готова. Потом. Потом. Потом».
…А потом Костя сбежал по дороге из СИЗО в суд. Саше тогда показалось, что у нее одним резким движением выдернули землю из-под ног. От того, как Катя снова — снова! — отпаивала ее водой и валерьянкой, у Саши начало возникать дикое чувство дежа вю, а сквозь панику и ужас прокрадываться шепот подсознания, говорившего, что «так больше нельзя». Сколько еще раз Саша будет полностью терять самообладание, а Катя — вытаскивать ее и вытаскивать, чтобы потом опять оттолкнуть?
Больше всего Саша боялась, что кошмар продолжится. Что Костя закончит то, что начал. И что никакая полиция его не остановит. Она стала панически бояться ходить одна после наступления темноты; несколько раз меняла замки в квартире; по вечерам проверяла все шкафы, заглядывала под диван, кровать и даже под ванную, желая убедиться, что там никто не прячется. Паранойя цвела ярким цветом. Катя, которая вела в своем парижском вузе занятия у бакалавров и скоро должна была проверять их экзамены, как раз в тот момент улетела во Францию, предварительно настойчиво позвав Сашу с собой хотя бы на некоторое время. Но та отказалась. Лучше было упрямо развивать в себе паранойю и ждать, когда и за ней тоже придут, чем сбежать. Именно это она сказала Кате, так и не решившись озвучить вторую мысль, сыгравшую в том решении роль, едва ли не более значимую, чем первая. Какой-то частью своего сознания Саша даже надеялась, что Костя придет к ней и довершит начатое. Тогда бы исчезли и страх, и чувство вины перед теми, кто погиб. Погиб ни за что. Но тогда бы Катя силком уволокла ее с собой или бы нашла способ запихать в психушку. Первое представлялось Саше не совсем уместным, а за второе — уже однажды побывав в такого рода заведении — она бы Катю ни за что не простила.