Вечные Мы

Детски-жалобное мычание.

Шорох. Рывок. Что-то мягкое падает на пол.

Шумное дыхание.

Судорожный счастливый смех.

— Ой... Маш... Ты правда мне... да?

— ...(глухо) Дык...

Жалобный стон.

— Ох... нет, нет, не так, а... ага...

Стон. Крик.

Срывающееся дыхание.

— Маша... Маша, Маша, Маша... Вот так тебе, вот...

Дыхание поднимается. Хрип. Мгновение стиснутой тишины.

Глубокий полувыдох, полустон.

Постепенно слабеющие всхлипывания.

Глубокий вздох.

Тишина.

— Маш... Маша... А у тебя висит — «одни»?

— ...А ты... да?...

Заглушённый смех.

— Ты не забыла, у нас же сегодня...

— Да я помню... но до ночи ведь ещё...

— Время быстро летит... девушка Элли... Можно тебя так?

— ...Ага... ох. А кто сегодня...

— У-у-у... это страшная тайна...

Смех, долгий шёпот.

Вздох.

Тишина.

Шорох. Тихое звяканье.

— Какой у тебя...

— Нравится? Я тебе такой сделаю... И всем бы надо сделать, хорошая вещь. Да ленива я, знать...

— Ты?!

— Ну... Видела водомерок у нас в ручье, в лесу? Висишь над прозрачной водой, разглядываешь камни на дне... время остановилось... медленно, медленно сносит течением к перекатам... вдруг рывок, жизнь, порыв, мгновение — и снова золотая лень, снова широкая вода, медленно проплывают камни... Вот это я и есть. А Катя — стрекоза.

— А...

— А ты... Дай подумаю...

— Нет, я про...

— ...Андрей... он просто мальчик. Гениальный счастливый мальчик... Он всегда мальчик и всегда растёт, и никто не знает, кем он станет... Ни ты, ни я, ни он сам. В каком-то смысле он наше будущее... если мы не отстанем по дороге...

— ...Маша... А ты ведь... ты его любишь?

— ...Да, Элли. Я его люблю.

— А Катю? А... меня?

— Да, Элли. Я люблю Катю. Я люблю тебя. Ты поросёнок, вот ты кто.

Тихий долгий смех.

— Я... эльф...

— Дык. То же самое. Оба розовые и с ушками.

Смех.

Мяуканье.

— О, кто к нам, смотри-ка... Где тебя носило, разбойниче... Ну-ко шасть сюда, шасть...

Мягкий стук лап. Беззвучный прыжок.

Шорох.

Мурчание.

— Ух ты, ох ты... Угнездился... Что в лесу делал, признавайся? Хороводы с мышками водил?... Дня три ведь его не было, да?

Мурчание.

— А лес-то наш... такой маленький стал, жалкий, как листья сбросил...

— Ой, да... Я как... летний ребёнок. В смысле, будто родилась только вот... летом, это же моя первая осень...

— ...А воздух сегодня какой прозрачный — видела? Только осенью бывает... Дальний берег залива виден страшно близко... будто придвинулся. Или будто мир наш сворачивают трубочкой... как сухой лист...

Мурчание.

— Маш, вот всё-таки... мне это важно. Ты можешь мне объяснить... Как можно... любить всех?

— А как нельзя, если все хорошие? А как нельзя, если все плохие? Как нельзя, если все есть?

— Есть?...

— Вот да. Вы все у меня — есть. Вот я вас и люблю.

— Так просто... А вот как это — не сравнивать, не делить? То есть... я вижу как, но всё равно не...

— «В этике работают только парадоксальные ответы» — помнишь? Это хороший пример тебе... Чтобы не делить — надо всегда отдавать. Чтоб не сравнивать — стать несравнимо разными...

— Ох... разными, да... Знаешь, мне же всё время страшно — потому что к одному... прилипаешь, и сразу: а как же остальные? Или: эй, ну-ка, а почему я с ним сейчас, это у меня... или просто чтоб равновесие поддержать? Я понимаю, смешно... но ведь это всё всерьёз! Страшно даже переключаться между... вами. Как в воду каждый раз. На одного-то нужно полжизни убить, пока понимать научишься, притрёшься... а тут...

— Значит, на нас — три полжизни? Полторы жизни, всего-то, ужмём легко...

Смех.

— Ничего, Эль. Не торопись. Тебе ещё будет казаться, что мы все тоскливо одинаковые... будет такой период, наверняка. Но и он пройдёт...

— ...Слушай, а может это быть самообман — одного только любишь, остальных... терпишь?

— Хо. Знаешь-ка, если бы все семьи так друг друга терпели, как мы...

— Маш, я серьёзно. Вот откуда ты, например, решила, что...

— Элли, это называется юношеский максимализм... погоди обижаться. Это клише, но точное. Modulo gender, естественно... Все ведь рождаются чёрно-белыми, да-нет, в генетике ничего сложнее не умещается. Минимум выживабельный и всё. А потом всю жизнь мы эту детскую монохромность размываем, перемешиваем. Расширяем спектр. И это значит — подожди, подожди — это значит и освобождение от слов, среди прочих освобождений. Мудрецы немногословны. Потому что слово не для того изобрели, чтобы неоднозначность мира выражать, понимаешь? Это мы сейчас понакрутили, а изначально-то речь — чтобы влиять, убеждать. Подчинять. Охмурять — вот точно. Так что не держись за слова. Охмурят в два счёта.

— Я не...

— Это я про любовь — про слово «любовь». Очень авторитарное. Сказано любовь, изволь соответствовать. Сказано не любовь — всё, завяли помидоры. Да?

— А разве нет? Что вообще имеет хоть какой-то смысл, если...

— Элли, всё имеет тот смысл, который тебе хватает сил туда вложить. Я просто не хочу держаться за слова... Давай не говорить «любовь» вообще, давай просто мычать. Будет честнее.