Страница 1 из 111
- Очевидно, вы уже все знаете, раз позволяете себе не слушать моих объяснений, - ручка так и замерла в моей руке. Профессор Аригон смотрел на меня своими выцветшими, по жабьи выпученными глазами. – Значит, вы без труда справитесь с моим заданием. Ведь так, адептка Рок? Сколько пальцев я показываю?
Профессор Аригон ведет у нас риторику, но в студенческой среде за этим предметом давно закрепилось название «Хитрология». Все потому, что на нем нас учат лгать. Лгать красиво, стройно, открыто глядя в глаза своего собеседника. И это именно то, что хотел от меня профессор. Вот только я ничем не могла его порадовать. Ложь была настолько противна моему организму, что он тут же начинал протестовать, заставляя меня громко икать до тех пор, пока я не скажу правду. Замечательная особенность, неправда ли?
- Три, - сразу же проваливаю задание я. На этом можно бы было и закончить, влепив мне неуд. Но надо было знать профессора Аригона, выбрав жертву, он просто так ее не отпустит.
- А теперь? – узловатые пальцы старика показали восемь.
- Три, - повторяю, даже не икнув. Ведь это не ложь. Вот если бы он снова спросил меня о том, сколько пальцев он показывает, тогда бы я честно ответила, что восемь. А что можно ответить на вопрос «А сейчас?» - да все что угодно. «А сейчас» – «хорошая погода», «муха сидит на потолке», «мне лень думать» - все это вполне бы подошло.
- Уверены?
- Да.
- А сейчас? – морщинистое лицо профессора пошло красными пятнами, что свидетельствовало о его, мягко сказать, растрепанных чувствах.
- Три, - как заведенная повторяла я, спокойно смотря в лицо преподавателя.
- ВОООН! – взревел Аригон, указывая на дверь.
Я собираю свою сумку и неторопливо иду к выходу. Даже дверью не хлопаю, а аккуратно закрываю ее за собой, прекрасно понимая, что такое поведение злит старика больше, чем если бы я возмущалась или плакала. Вот тогда бы его паучья натура торжествовал, потирая свои ручонки и мерзко хихикая. Это у него что-то вроде увлечения, выбрать себе «любимчика» и доводить того до слез. Конечно, не на каждом занятии, он же не изверг, а только когда у старика хорошее настроение. В нашей группе таким «любимчиком» была я. И тут в его отлаженном механизме случился сбой – я не рыдала, даже протестовать отказывалась. С этим профессор Аригон никак не мог смириться и продолжал свои попытки каждое занятие.
Однажды я даже решила ему подыграть. День выдался солнечным, настроение было хорошее, чего ж не порадовать старика. Как оказалось, зря! Отец всегда говорил, что любая импровизация должна быть хорошо подготовлена. Жаль, тогда я этого не вспомнила. Скандал вышел еще хуже, чем когда я просто доводила профессора Аригона до бешенства. Все потому, что захотела изобразить раскаяние и пустить слезу. Раскаяние получилось на пять с плюсом, особенно убедительными были слова «Простите, профессор Аригон, я не хотела Вас обидеть». Правда ведь, не хотела. А вот со слезами вышла заминка. Последний раз я плакала… В общем, давно это было. Считается, что слезы главное оружие женщины против мужчины, особенно, когда ей от него что-то нужно. Но отец почему-то так и не научил меня им пользоваться, скорее всего из опасений за свое душевное здоровье.
Пять минут! Целых пять минут я пыталась выжать из себя хоть одну несчастную слезинку. А выжала только остатки терпения профессора Аригона. Заявив, что я строю ему рожи, а значит оскорбляю преподавателя действием, старик нажаловался на меня куратору. Хорошо еще, что наш куратор, профессор Лориэль, оказалась женщиной понятливой. Не отчислила, не вызвала родителей, а просто влепила сто часов общественных работ - академии на благо, мне в назидание. Их я отрабатывала целых пол года, закончив только перед летними экзаменами. С тех пор я больше не экспериментирую. Действуя по устоявшемуся распорядку: профессор Аригон спрашивает, я честно проваливаюсь, меня выгоняют.
До следующего занятия было больше часа. Немного подумав, я отправилась в библиотеку. Она как раз находилась на первом этаже главного здания, над входными дверьми которого со времен основания была высечена надпись «Королю врать нельзя». На этих трех словах строилось наше государство, их же с первых дней вбивали в головы студентов Первой Императорской Академии. В ее стенах учились дети богатейших родителей, и то не все, а только те, кто смог сдать экзамены. В будущем, после окончания, все они станут винтиками в огромной государственной машине: судьи, военные, дипломаты, советники. Только я то что здесь делаю? С моим «изъяном правды» мне путь в служащие заказан. Но отец сказал, что я должна учиться в этой Академии, и мне пришлось сдавать экзамены и учиться в этой академии. Уже второй год.
Стоило мне переступить порог библиотеки, как ко мне подбежала Глэдис Хикс, молоденькая библиотекарша, с которой я познакомилась, когда отрабатывала последние двенадцать часов, перебирая старые учебники- какие выкинуть, а какие могут еще лет двадцать полежать.